Ожидание

— Мама! — бросилась Ника к Марии. — Неужели тебе разрешили ходить, или ты сама своевольничаешь?

— Ты что- же дочка думаешь, я всю весну и лето здесь должна проваляться? — про-бурчала Мария, сердито глянув на Нику. — Огород-то кто сажать будет…

Но тут глаза её округлились, затем налились неожиданной слезой, и она восклик-нула, обращаясь к высокому стройному мужчине, остановившемуся неподалёку:

— Володенька! Здравствуй сынок!

Мужчина ласково улыбнулся, шагнул вперёд, и бережно взяв пожилую женщину за руку, поцеловал её. А потом они все вместе сидели в небольшой уютной палате, куда Марию перевели сегодня утром. Яркое солнце залило своим светом белые безжизнен-ные стены, серые застиранные простыни, которыми была застелена узкая койка с дере-вянными спинками, и растянутой сеткой. Мария, с материнской любовью поглядывая на мужчину, рассказывала что-то о себе, обращаясь иногда к Нике, словно требуя под-тверждения своего рассказа, и Ника согласно качала головой, думая о своём. Но когда Мария вдруг заговорила с Володей о его семье, о детях, Ника вскочила, и торопливо попрощавшись с матерью, бросила почти на ходу:

— Я к Гере! Володя ещё побудет с тобой, а завтра мы придём к тебе с Данилкой!

Дочь лежала на высокой кровати. Её бледное, с заострившимся носиком лицо, было так трогательно жалостливым, что Ника, кусая губы, чтобы не зарыдать, постояла с минуту у дверей, и лишь потом неслышным шагом приблизилась к высокой кровати. Ка-залось, Гера спала. Но от лёгкого скрипа половиц, ресницы её тихонько дрогнули, и, глаза дочери медленно открылись.

— Мама! — прошептала она, и Ника почувствовала, как всколыхнулось её материнс-кое сердце, в котором проснулась вдруг любовь и нежность к дочери.

Ника так явно ощущала эту огромную любовь и эту нежность, что она готова была упасть ниц от этой тяжести, разметаться, словно орлица над своим птенцом, чтобы ук-рыть, уберечь своё дитя от той зловещей тишины, что нависла вокруг…

— Гера! Девочка моя! — шептала она, глядя в нежно- голубые глаза дочери, в которых застыло что-то страшное…

Ника гладила Геру по спутанным темно — русым волосам, в живописном беспорядке разметавшихся по подушке, проводила пальцем по дугам тоненьких бровей, изящный изгиб которых она узнавала… Она смотрела на свою дочь и чувствовала, как её серд-це обливается кровью…

— Неужели никто не видит, что её дочь умирает? Умирает!!!

Ника прижалась дрожащими губами к руке дочери, лежащей на одеяле. Тонкие паль-чики Геры чуть слышно шевельнулись в ответ. Наверное, слёзы сами по себе лились из глаз Ники, потому — что она ничего не замечала вокруг, ничего не видела, кроме тех полузакрытых глаз, что смотрели на неё сквозь длинные тонкие ресницы грустно, словно укоряя:

— Зачем ты плачешь, мама? Не плачь! Ты же большая!

Ника очнулась, когда сильная рука сжала её плечо, и знакомый мужской голос произнёс:

— Ника, идём к врачу! Надо поговорить!

Сквозь слёзы она увидела, как у Геры затрепетали ресницы, и что-то похожее на ра-дость появилось в её глазах. Бледные, тонкие губы её разжались, и Гера что-то прошеп-тала. Ника поспешно склонилась над дочерью, но видимо девочка утомилась, потому-что снова, прикрыв глаза, неподвижно замерла.

— Какая она большая! — ужаснулась вдруг Ника, глядя, как вытянулась её дочь под тонкой простынёй, но Володя уже тянул её за руку, и, поднявшись, Ника послушно поплелась за ним, раздумывая о том, что хотела сказать Гера.

Доктор сидел за столом, и, что-то писал. Увидев входящих, он отложил ручку в сторо-ну, сцепил вместе пальцы, и, словно в раздумье, уставился на них. Наконец он поднял голову, с сожалением посмотрел на вошедших, мужчину и женщину, и, откашлявшись, произнёс:

— Мне очень жаль, но лучше сказать вовремя правду, Вероника Антоновна…

Ника вдруг вскинула голову, и, с гневом посмотрела на Володю:

— Это же твоя дочь! Неужели ты позволишь ей умереть!

Глаза Володи, всегда такие яркие, словно нежно — голубое весеннее небо, сейчас ста-ли совсем другие. Странный, тёмно — серый, почти стальной цвет, обдал Нику мрачным холодом, и она внутренне поразившись этой перемене, уже почти бессознательно вслушивалась в звучащие над ней слова:

— …ты сама видишь необходимость того, что дочь нужно спасать. Через двадцать ми-нут Геру отправят в Москву, где ей будет сделана ещё одна операция…сегодня же…

— Но как же… — прошептала Ника, беспомощно оглядываясь на доктора. — Как-же так… быстро?

— Товарищ генерал вызвал вертолёт, который доставит вашу дочь на ближайший крупный аэродром, а потом самолётом её переправят в Москву. — объяснял врач.

— А если она п-по д-дороге… — заикаясь, прошептала Ника, но Володя решительно прервал её:

— Нет! Я даю тебе слово. Я тебе даю его, что с нашей дочерью ничего не случится. С нами полетит врач и медсестра…