Игорь почему-то насмешливо смотрел на неё, и словно наслаждался её смущением. И вот тогда то Ника почувствовала, что её муж чужой, совершенно чужой для неё человек. Он не знает её, она его, и что связывает их вместе? Что? Помимо колец, эти смятые простыни?
— И если ты, окажешься, нечестна, то представляю, что придется сказать твоей мате-ри и сестрам!
Она и представить себе не могла такого, на исходе двадцатого века! Матери и сестрам…
А они то здесь при чем?
— А если я не девушка уже, тогда что? — зло, прищурившись, вдруг выпалила Ника.
Но тут вдруг раздался звук шлепка, и она почувствовала, как противно заныла её щека.
Неужели Игорь ударил её? В первую брачную ночь! А ведь всё было так красиво! Весёлая свадьба, благодаря стараниям её сестер, вечером столик на двоих, красиво сервирован-ный, две розовые свечи в хрустальных подсвечниках…
И всё исчезло! В один миг! Осталось лишь легкое покалывание на щеке, да солёный при-вкус крови во рту. Кровь? Ах, да! Она вспомнила, что порезала губу накануне свадьбы лис-
том кукурузы. Ну что же, спасибо Игорь тебе хоть за это! Путем обмана будет спасена честь не только Ники, но и её родных.
Ещё неделю ей пришлось жить в этой маленькой душной квартире. Ника сидела в зале на диване целыми днями и ждала, когда можно будет ей уехать. Но больше всего ей хотелось к тёте Фани. Там мама, там сестры. Ей хотелось к Люсе в Дивногорск, но ни-чего этого ей уже нельзя. Она хотела в Яр! Её душа болела, она видела, что наделала. Ей срочно нужно было попасть в Яр, но её не пускали даже к тёте, ведь теперь она была " мужняя жена". О, как глупы и старомодны все эти словечки, как нелепы и скучны длин-ные нотации Нинель Петровны о том, как должна вести себя молодая жена в доме мужа.
— Ты теперь наша, и должна слушаться нас, а не свою маму! Ты должна подчиняться мужу, и не прекословить ему ни в чем… — монотонно звучал скрипучий голос свекрови, и Ника с досадой отворачивалась к окну.
Пусть Нинель Петровна выговорится, может, когда ей это надоест, она улыбнется по доброму, и тем самым даст шанс полюбить её, или хотя бы назвать её с легкостью "мамой". Но каждый новый день начинался с новых нравоучений, и, наконец, Ника не выдержала и заявила, что ей срочно надо ехать в Крым, на работу, иначе за прогулы её уволят с рабо-ты по статье. И это подействовало.
Перед отъездом, Ника долго сидела с Игорем на скамейке возле дома, подальше от чьих-бы то ни было любопытных глаз, и умоляла мужа приехать в Симферополь.
— Тебя тоже пропишут в общежитии, ты ведь мой муж! — твердила она. — Давай уедем, будем сами строить свою жизнь. Я тебя прошу, уедем!
Она была тогда очень ласкова с Игорем, и о чудо! Её холодный, чопорный муж оттаял, и даже пообещал приехать к ней в скором будущем.
И вот теперь она едет, нет, мчится под звук колес туда, где её ждут, любят как товарища и веселую подружку, где её понимают. Хотя поймут ли её девчонки сейчас?
Ника вздохнула, и, повернувшись на другой бок, закрыла глаза. А вскоре она уже дремала, убаюканная мерным стуком колес. Поезд мчался вперёд, колеса всё стучали и стучали, и в этом стуке ей чудился звук биения сердец. Двух сердец, крепко спаянных между собой, словно цветы чертополоха, которых не разнять, не повредив при этом их шипы и колючки.
— Тук-тук, тук-тук, тук-тук! — стучат колеса.
— Тук — тук, тук-тук… — стучат сердца, слившиеся воедино.
Словно узел, связаны они в один клубок чем-то черным. Толи волосами цвета черной ночи, толи обгорелыми нитями нервов и страстей. А может это нити любви и горечи рас-ставания так оплели эти два сердца. Не важно, что это! Главное, что пока движется поезд, они стучат гулко и монотонно, и в этом вся прелесть, и вся соль этой жизни.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук!
Ника с опаской посмотрела на конверт, который ей подавала тетя Надя- вахтерша, до-родная симпатичная женщина, единственным недостатком которой являлось чрезмерное любопытство к личной жизни девчонок, живущих в общежитие. Заметив неуверенность девушки, тетя Надя хихикнула, и шутливо похлопала Нику по плечу:
— Бери, бери! Тебе же адресовано, не мне!
Всунув в руки девушки тонкий конверт, она опять хихикнула, но тут- же склонилась над раскрытым журналом, в который что-то вписывала. Взглянув на конверт, Ника гус-то покраснела, и, быстро отвернувшись, помчалась вверх по лестнице в свою комнату. Здесь она внимательно осмотрела конверт. Вроде бы цел. Наконец она вскрыла его и ста-ла читать, бегло перескакивая с одного места на другое. Лицо её то краснело, то бледнело, то покрывалось испариной, но, внимательно прочитав конец письма, девушка зло ском-кала его, и отшвырнула от себя. Белый комочек бумаги стукнулся о противоположную сте-ну, и упал на кровать подружки.
— Маньяк! Извращенец! — прошептала девушка, и, подпершись рукой, задумалась.