Ожидание

Собрав свои немногочисленные вещи, Саша набрала сообщение собственнице анимийской студии. Нажала чуть дрожащим пальцем «отправить», чувствуя, как сжимается сердце, а в горле стремительно растет горячий горький комок. Так же, как и предыдущий жилец, Саша ее подвела. Эту мягкую, простодушно-доверчивую женщину, которая не требовала от нее никаких документов и договоров, а просто просила предупредить об отъезде «хотя бы за месяцок». Но у Саши не было месяца. Было только внезапное туманное безвременье, готовое поглотить ее в любой момент.

Перед выходом Саша немного постояла у окна. Мысленно попрощалась с предыдущим жильцом, который по-прежнему стоял на рельсах и глядел в рассветную зыбкую даль. Ожидал шумящего за горизонтом товарного поезда – чистого прохладного глотка успокоения и вечности. Еще чуть-чуть, и безболезненная темнота заберет его в свой кокон, окутает шелковыми невесомыми нитями.

Прости, что оставляю тебя, сказала Саша. Затем навсегда захлопнула дверь квартиры, бросила ключи в почтовый ящик и отправилась на вокзал. Садясь в автобус, она со странным облегчением думала, что эта студия с бежевыми стенами и видом на железную дорогу все-таки не стала ее однокомнатным тупиком.

Когда поезд чуть заметно дернулся и бесшумно поплыл в кисельно-вязкое раннее утро, начался дождь. Окно ополаскивала легкая моросящая рябь. За влажным стеклом навсегда соскользнуло назад охристо-терракотовое здание вокзала. Саша знала, осознавала, что навсегда. И это осознание почти не причиняло ей боли. Из молочно-серого тумана медленно вырастали полупризрачные столбы. Постепенно становились четкими, словно наливаясь реальностью, и таяли позади, в бесцветной пустоте. Исчезали – как будто не только из виду, но и как таковые, – уплывали из осязаемого мира, пропадали в небытии. Словно без Сашиного взгляда у них не было смысла продолжать стоять на своих местах. Затем поезд начал разгоняться, и столбы стали заглядывать в окно очень спешно, нервно, не успевая очертиться до конца – и так же спешно стали уноситься назад, к навсегда оставленной Анимии.

Саша неподвижно смотрела на плывущие мимо анимийские окрестности, которые приподнимались пологими виноградными холмами и плавно опускались – точно брюхи огромных сонно дышащих животных. Смотрела на хмурые постройки промзоны в туманной взвеси. Время от времени за окном проскальзывали маленькие речки в серых зябких мурашках дождя, мелькали мокрые пустые платформы; в небо резко взлетали встревоженные стаи птиц. Сашины глаза отражали все это, но как будто больше не впитывали, не вбирали в себя. И это была не слепота безразличия, а спокойная отрешенность от покидаемой, так и не ставшей своей земли.

Саша думала, что Анимия прекрасна. Что, несмотря ни на что, это место – блаженный кусочек рая. Но ей туда не было доступа, в этот рай. Для нее был доступ только к поверхности, к равнодушному чужому городу, но никак не дальше, не глубже. Саше не было дозволено очутиться в Эдеме своего детства, в сердцевине беспричинной благодатной радости. Эдем ее детства и юности остался в далеких, утекших в прошлое тушинских годах. Саша давно не была ребенком, у нее самой были дети, один из которых – пусть даже чужой, нежданный – лежал при смерти, и это обстоятельство никак не совмещалось с ее нахождением в безмятежном личном раю. С ее возвращением к мечтательной юной себе. Глядя в окно, усеянное косыми иглами дождя, Саша думала, что у первых людей, которые населяли рай, не было за пределами рая детей, лежащих в коме. У них не было вообще никаких детей.

Дождь все усиливался. Расплывался сплошным беспросветным пятном, смазывая заоконные пейзажи. Капли бежали по стеклу нескончаемыми тонкими насекомыми, извивались прозрачно-серыми червями. Казалось, будто летняя душа Анимии совсем истончилась, сникла и бессильно растеклась прощальными слезами. Три солнечных эдемских месяца завершились закономерным возвращением в мерклое пространство осени, неизбежности Тушинска.

Оторвав взгляд от окна, Саша заметила, что практически все места в вагоне заняты и только рядом с ней темнеет потертая запятнанная пустота кресел. Очерчивает ее холодным кругом одиночества. Словно дорожная поездная жизнь отступила от Саши на несколько шагов, почуяв в ней нечто тлетворное, разрушительное. Словно все пассажиры вагона интуитивно предпочитают держаться на расстоянии от едущей из ниоткуда в никуда недоматери. Нематери.