Ожидание andante

Тут, к счастью, в офис зашли посетители, наш разговор оборвался, но остался такой осадок, будто мои внутренности обожгло кислотой. Подумалось, что дождалась-таки Лиза своего принца – только не на белом, а на «черном» коне лжи и предательства, уродливо замешанных на вечной потребности эфемерного женского счастья. И преданно любит, и будет жить его редкими звонками, приездами, и не будет у нее уже другой радости в пустой провинциальной жизни, кроме как улыбнуться в телефон серым постаревшим лицом и с улыбкой Джулии Робертс ответить трубке:

– Привет, Ян! Ты сегодня заедешь?

Дары фей, рассказ-фэнтези

Фея работала в одном из ювелирных отделов огромного супермаркета, первый этаж которого был заставлен витринами с золотом, бижутерией, кожей и парфюмами. Молодая женщина была невысокой, не более полутора метров ростом, – белокожая, с черными густыми волосами до плеч, замысловато уложенными в прическу каре. Трикотажное платье пастельно-кораллового цвета облегало рельефные бедра, словно плотная кожура яблока – созревший плод, и взбегало дальше, вверх, от тонкой талии к округлым женственным плечам. Ее ног ангел не видел, их скрывала высокая витрина, но подумал, что они также пропорциональны: с небольшими ступнями и тонкой щиколоткой.

Поразили глаза цвета перезревшей вишни и открытая белозубая улыбка, украшавшая лицо, словно чистейшей воды кварц изящной огранки – строгую серебряную оправу кольца. Глаза-вишни были грустными, будто подернутыми поволокой, – усталости или неясной тоски по давно покинутым садам с райскими птицами. «Да-а, курица не птица, баба – не человек», – в голове ангела непрошено всплыла известная в народе пошлая поговорка, и он отогнал ее от себя, как назойливую муху. Фея не была «бабой», но сама об этом вряд ли подозревала. Во всяком случае, выглядела потерянной. Интересно, за что ее сюда сослали, что она натворила в своих райских садах?

Сам ангел по собственной воле был заперт в человеческом теле, проживал свою жизнь никому не известным поэтом в этом сером, продающемся направо и налево мире. Ангельским крыльям расти запрещал. Не время еще. Фея внезапно всколыхнула в нем глубоко задавленную тоску по давно покинутой родине, стало невыносимо грустно. Боги великие, как же он сюда сегодня попал-то? В этот гротескный, с искусственным блеском ненужных, в большинстве своем, сокровищ, – зал? Неужели кто-то это покупает? А-а, вспомнил…

…Было много людей. Какое-то официозное и безумно важное литературное мероприятие в двухэтажном дворянском особняке – памятнике городской архитектуры. Притягивали внимание высокие потолки с хрустальными люстрами и встроенными в панели современными светильниками, облицованные мрамором стены и полы, вернисаж модного фотохудожника – высокого элегантного красавца с тщательно выстриженной бородкой, окруженного свитой юных учениц. Почему-то при нем были только последовательницы женского пола: красивые, нежные, талантливые и харизматичные в своей цветущей юности. Фотоработы ангелу не понравились – слишком модно, современно, авангардно. Обнаженные натуры девиц на фоне урбанистических пейзажей, серое низкое небо, бесцветные хризантемы – все это выглядело искусственным, неживым, надуманным.

Переливались блеском подвески люстр, лепнина на потолке отсвечивала замысловатыми тенями – как в те времена, когда ангел служил молодым гренадером при дворе императрицы. Тогда также играли скрипки, вел вторую партию сдержанный альт, виолончель добавляла бархата звучанию квартета. Но это светлое воспоминание не обрадовало: сейчас по мраморному мозаичному полу вышагивали не полные аристократичного достоинства князья и военные с дамами, а перепуганные донельзя поэты, приехавшие на фестиваль. И этот страх – одиночества, убийственного опасения быть непонятыми, неоцененными, высмеянными – сплетался в центре зала в угловатый дрожащий ком, словно там копошились мифические дементоры из параллельной реальности Гарри Потера.

Ангелу было глубоко безразличны и растерянные поэты, пугающиеся друг друга, и члены жюри, и дементоры, которых они притащили за собой. Ему не понравился этот призрачный клубок теней, сквозь который приходилось то и дело пробираться, словно сквозь ватную стену. Да еще какая-нибудь мерзкая тварь норовила прилепиться к широкому кожаному поясу выцветших джинсов своими размытыми членами.