- Да нужны мне твои извинения! Я сразу почувствовал, что ты за орешек. Почуял - не с добром пришел. Копаться начнет - что я, да кто я? Но ничего, ничего! Меня на лопатки не уложить. В начале девяностых, помню, набросились, яко псы лютые. Как только не обзывали! Совок, приспособленец, коммуняка, холуй! Ну, и где они сегодня, эти критики? А я делал кино и делаю. Я ни о чем не жалею. Я прожил богатую событиями жизнь, поездил по земле, повидал страны и континенты, нахожусь в почете и нужды не знаю. А чего Корнеев добился, чистоплюй?
Игорь видел, что Колыханов заметно опьянел, продолжать разговор толку не было, и он поднялся.
- Система его сломала! - размахивал руками Колыханов. - Жертва! Его вызывали. Кто-то настучал! Так, может, я? Как же сразу не догадался! Ведь за этим пришел. Ты же приплелся, заранее думая, что я настучал. Твой Корнеев мне нужен был. Так что стучать резона я не имел. Отца родного спроси. Уж он-то знает!
Колыханов буквально выпроводил Игоря из квартиры, а когда выставил за порог, бросил:
- Вот у него был резон!
И хлопнул дверью.
Колыханов стоял в прихожей и прислушивался к своему состоянию, к тому переполоху, что происходил внутри. Что же он наделал, корреспондент вшивый! Теперь три дня - коту под хвост. Колыханов месяцами держался нормально, а потом срывался, иногда по пустяку, и ровно трое суток пил втемную.
Опасения Вали, что судьба готовит ей новые неприятности, кажется, начинали оправдываться. Игорь вернулся от Колыханова в мрачном настроении. Прошел в кабинет, сел за стол и молча уткнулся в какую-то бумажку. Там читать-то было несколько строк, а он уперся взглядом и не поднимал глаз. Валя выждала, сколько могла, минут пять, и все-таки спросила:
- Как дела?
- Никак, - прямо-таки буркнул Игорь.
И мало того, что на вопрос не ответил, так сразу же поднялся, порывисто двинулся к двери, правда, на пороге все же, видимо, усовестился и бросил:
- Я к шефу.
В кабинет шефа Игорь ворвался в таком волнении, что сметливый Арсений Фомич поднял руку и сказал:
- Не все сразу.
Игорь не ожидал этих слов и сбился с мысли, которая занесла его сюда как вихрь.
- Садись, - опять же спокойно, как врачеватель, попросил Арсений Фомич.
Игорь опустился на стул возле двери.
- Теперь - выдох, - улыбнулся Корнеев. - Начни по порядку. Колыханов тебя выставил? Он не любит тех, кто им не восхищается. Забыл тебя предупредить.
Арсений Фомич осекся, встретив истерзанный, будто изъеденный мукой, взгляд Зыкова.
- Я могу вас спросить? - тихо уточнил Игорь.
- Конечно, - поторопился уверить Арсений Фомич, не понимая, что происходит с парнем.
Сцепив замком пальцы рук на животе и глядя в пол, Игорь проговорил:
- За статью… тогда давно… вас вызывали… я знаю…
- Была трогательная беседа, - подтвердил редактор.
- Кто?
- Что кто?
- Кто донес на вас?
Игорь поднял взгляд на Корнеева, откинув голову, словно ждал выстрела в грудь и собрался мужественно принять пулю.
- Вы обещали, - напомнил Зыков.
Арсений Фомич не отводил взгляда, стараясь не выдать себя, и думал о том, что сказать правду легко, но только не Игорю. Корнеев знал, что другой на месте этого молодого человека плюнул бы и ногой растер, мол, за предков не отвечаю, а для Игоря, судя по всему, это будет ударом. Для него нет срока давности.
- Я не знаю, - само собой возникли слова, которые проговорил Арсений Фомич, глядя на Игоря.
И двигало им только одно - не хотел, чтобы этот чудаковатый парень испытал боль. Корнеев, трогая бумаги на столе, добавил:
- Теперь это ровным счетом и не имеет значения.
- Вы действительно не знаете?
По лицу Арсения Фомича пробежала тень досады.
- Все, Игорь, хватит, - сказал он скучным голосом. - Что-то уж больно мы нынче разговорились. Иди, работай. И у меня тут дел…
Ничего не оставалось Игорю, как подчиниться начальственному слову и уйти со своими сомнениями. Оставшись один, Арсений Фомич пытался вернуться к работе, но ничего не получилось, смотрел на буквы, а они расплывались и не складывались в слова. Намерился позвонить кому-нибудь, да отвлечься разговором, но понял, что притвориться не сможет, не получится. Да и кому звонить? У Анны точно нет телефона. А больше некому.
Валя не понимала, что происходит с Игорем, а он не мог объясниться и только все больше мрачнел. Что, если Колыханов сболтнул по злобе? Кто тогда будет Игорь, если скажет Вале, что нашел стукача? И не было у него другого выхода, как поговорить с родителем предельно откровенно, то есть объясниться на уровне совести, как сам для себя определил.
Доносительство вызывает брезгливое презрение с начала веков.