Ожившая сказка

Может, не так уж и плохо, что бывшая Оливера оказалась здесь.

★★★

Едва мы только переступили порог моего дома, Фрамп залаял. Он наматывал круги вокруг Серафимы в обновках, обнюхивал её джинсы, покусывал конец футболки.

— Тише, Фрамп! — воскликнула она. — Порвёшь ведь!

Он тявкнул и сел.

— Ну, а я думаю, что выгляжу достаточно привлекательно, — возразила она, складывая руки на груди.

— Фрамп, она же не может разгуливать в платье целый день, не привлекая внимания, — вмешался Оливер.

— Кроме того, — добавила Серафима, — смотри, что я могу делать в этой одежде! — она сделала выпад ногой и согнула её в колене, словно намереваясь бежать марафон.

Фрамп так сильно затряс головой, что вместе с головой затряслась и челюсть. Он издал только жалобный вопль.

Лёгкая морщинка пересекла безупречное лицо Серафимы.

— Всё равно. Мне нравится это место. Мне нравится моя новая одежда. Так что я остаюсь навсегда.

— Ты не можешь остаться, — тут же заметил Оливер. — Этот мир тебе чужд.

— А ещё надо вернуть Джулс, — вставила я своё слово.

— Он такой же чужой для тебя, — ответила Оливеру Серафима. Её глаза наполнились слезами. — Я никогда не могла быть собой. Я всегда была принцессой, какой меня хотели видеть окружающие. Даже сказочный принц и тот не любил меня. Хоть раз в жизни я могу побыть счастливой?

Фрамп залаял так громко, что я уверена: соседи точно нас услышали.

— Что он говорит? — шёпотом спросила я у Оливера, но ни Фрамп, ни Серафима не обратили на нас внимания.

— Что было плохого в том, чтобы быть собой в сказке? Всё! — взвыла Серафима.

Он обнажил зубы, утробно рыча.

— Может, я и не становлюсь кем-то другим, — ответила Фрампу принцесса. — Может, я всегда была такой.

Он взвизгнул и описал круг, умоляюще глядя на неё.

— А мы, по-твоему, что сейчас делаем? — ответила она. — Говорим.

Фрамп затих и поник головой, так что кончики его ушей волочились по полу, а хвост оказался поджат.

Раздражение Серафимы как рукой сняло. Она опустилась рядом, обхватив его морду руками.

— Нет, — признала она. — Думаю, ты в самом деле не можешь говорить со мной. Но что такого ты бы сказал мне там, чего не можешь сказать тут?

Фрамп задрал голову, обнажая белую шею, и завыл. Его длинный язык неловко закручивался, когда он произносил гласные, что походило на человеческую речь.

— Лбоооооооооууууууувв!

Поражённая, я наблюдала за развернувшейся передо мной сценой. Когда-то, совсем недолго, Фрамп был человеком, а Серафима — той, кого он любил, и он не решался сказать ей о своих чувствах. А теперь было слишком поздно. Что бы случилось, окажись наши любимые в нужном месте в нужное время? Что, если мы скажем друг другу то самое важное, прежде чем будет поздно? Ну почему в любви всё так запутано?

На лице Серафимы отразился целый спектр эмоций: шок, боль, сожаление. И любовь. Я знала, что она его любит. Мне знакомо это чувство, когда, несмотря на все ваши старания, у вас никогда не будет шанса любить друг друга так, как вы того хотите.

Я держала Оливера за руку и знала, что он думает о том же.

Слёзы полились из глаз Серафимы. Застигнутая врасплох, она кое-как поднялась на ноги, распахнула входную дверь и бросилась бежать.

Как бы быстро она не бежала, я знала, что ей не удастся обогнать собственные мысли.

Фрамп вскочил и стремглав помчался за Серафимой, а мы с Оливером не успели схватить его за ошейник. Он залаял, затем вновь подал голос, зовя её.

Наконец она остановилась и обернулась. Он тоже задержался на самой середине улицы, не отрывая от неё взгляда. И на какое-то мгновение показалось, что слова не нужны.

Никто из нас не заметил приближавшуюся машину.

ОЛИВЕР

Я ни разу не испытывал ничего подобного.

Словно кто-то опустошил меня, иссушил, и от меня осталась только оболочка. Каждый раз, когда я смотрел вниз, на него, меня пронзала боль. Я чувствовал тяжесть его тела в моих руках; чувствовал его тепло и прикосновение колючего меха. Он одновременно был и его не было.

Я хочу закрыть книгу. Я хочу начать с самого начала. Я хочу, чтобы он стоял рядом со мной перед королевой Морин, когда я сообщаю ей, что отправляюсь спасать принцессу. Я хочу, чтобы мы вновь прошли эту же историю вместе.

Я чувствовал себя запертым в стеклянном коробе. Я видел, как губы Делайлы изгибались, когда она произносила моё имя, как её кулаки барабанили по прозрачной стенке короба, чтобы привлечь моё внимание, но я не слышал ничего, только шум собственной крови в ушах.

— Фрамп? — прошептал я, легонько его встряхнув. — Ну давай. Просыпайся же.

Внезапно руки Делайлы опустились мне на плечи и резко встряхнули. В ту же секунду целый мир обрушился на меня подобно девятому валу, который сбивает тебя с ног и с толку, от которого перехватывает дыхание. Я вернулся в реальность, и всё вокруг стало слишком громким, слишком ярким, слишком болезненным. Пальцы Делайлы так сильно впивались мне в кожу, что оставляли на ней полумесяцы. Серафима свернулась в клубок и, раскачиваясь взад-вперёд, рыдала. Я не помню, как мы добрались обратно до дома Делайлы; на земле за нами до кухни вёлся след из капель чернил.