Ожившая тень

О Тонхак дрожал всем телом. Пака взяли! Только что об этом ему сообщила жена. «Конец… всё… конец… Всех выдаст… Этот мерзавец продаст…» Зубы его клацали, длинные волосы рассыпались по плечам, бледное, давно не видевшее солнечных лучей лицо походило на маску. И только заплывшие глазки по-прежнему зло сверкали.

— С ума сойти! Прямо сойти с ума! Вот горе-то!.. Ох, злая наша судьбина…— хватаясь рукой за сердце, причитала жена.

О Тонхак остановил на ней холодный взгляд.

— Ничего, ничего…— проворчал он.— Думаешь, со мной так легко справиться? — Похоже было, что он уговаривал сам себя.

— Замолчи! — От ярости у тётушки Хван даже губы дрожали.— Что ты можешь сделать? Вот возьмут меня… А всё из-за тебя! Тебе-то что, сидит, скрестив ножки, и всё! А я? Думаешь, за тебя отдуваться буду? И Пака ты погубил! Ох, беда, беда!..

О Тонхак покосился на жену, фыркнул.

— Брось молоть чепуху, противно слушать! Ну взяли этого дурака, а ты тут при чём? Ты же «вдова» — вот он к тебе и ходил. Сама говоришь, болтали…

— «Болтали»!.. Что ты знаешь, сидя-то взаперти? А найдут тебя, что будем делать? Эта… председательша… она же тебя как облупленного знает. А чего она каждый день в уезд шляется? Курсы у неё, видите ли, какие-то…

Она смотрела на него глазами, полными ненависти, а он уловил из её визга важную для себя новость — председательша повадилась ходить в уезд. Он прищурился и вдруг цепко схватил жену за руку.

— На курсы, говоришь, ходит?

— Отцепись! — окрысилась тётушка Хван.

— Не ори! — рявкнул О Тонхак.— Говори, ну! Каждый день ходит?

— А то… И чего ты злишься? — перетрусила тётушка Хван. Она знала своего мужа и боялась его.— Всё на мне срывает…

Но О Тонхак уже не слышал нескончаемого потока её слов. Какая-то мысль пришла ему в голову, мысль страшная, чудовищная…

— Во сколько она возвращается? Какой дорогой? — быстро спросил он.

Тётушка Хван нехотя отвечала. А он сидел поджав ноги, щурил по давней привычке глазки-щёлочки и думал. Пака схватили… Но он, О Тонхак, так просто в руки не дастся…

Картёжник и спекулянт Пак Пхунсам был в этом доме своим человеком. Но даже он не знал о существовании О Тонхака. Он ходил к одинокой вдове, доживавшей век вместе со своим угрюмым сыном. Тётушка Хван всячески высказывала Паку своё расположение, поила и кормила его и незаметно прибирала к рукам.

Это она надоумила Пака оклеветать старика Чинтхэ, когда сломался мотор на мельнице, по её наущению орал он у коровника всякие гадости деду Муниля, когда в желудке вола обнаружили гвоздь. Он же разносил по деревне тревожащие людей слухи.

Беспросветный пьяница, за деньги и водку он был готов на всё. Через Пака и тётушку Хван О Тонхак скупал потихоньку на рынке золото. Раз в неделю Хван Побэ ходила в уезд. Возвращалась она обычно поздно вечером, принося за пазухой золотые слитки, и Паку неизменно перепадало кое-что за посредничество.

Запах денег… Пак Пхунсам умел его чуять! Такой человек и нужен был до поры до времени О Тонхаку. Но теперь он стал опасен. Клубок начнут распутывать, от Пака ниточка потянется к Хван Побэ, а там и до него доберутся. Нужно выпутаться из этого клубка, и он знает, как это сделать. Вот только Чхонён… Как быть с Чхонёном? Разве не должен сын походить на отца? Вот он и походит… О Тонхак вздохнул. Ладно, с сыном он разбёрется. Сначала Хван…

Кто-то вошёл во двор. О Тонхак отступил в тёмный угол комнаты, но тревога оказалась ложной — это был Чхонён. О Тонхак мрачно воззрился на сына.

— Где был? — негромко спросил он.

Чхонён, не отвечая, снял кепку, повесил на гвоздь.

— Где был, говорю? — повысил голос О Тонхак.

— Почему ты всегда спрашиваешь? — с трудом выдавил из себя Чхонён и устало опустился на стул.

— Ты что затеваешь, а? Отвечай!

В одно мгновение О Тонхак очутился с ним рядом. Тётушка Хван, прислонившись к стене, тяжело дышала. У неё не было ни сил, ни желания вмешиваться.

Чхонён сидел, поглощённый своими думами, рассеянно глядя куда-то вверх, словно отыскивая что-то на потолке, и молчал. О Тонхак изменил тактику.

— Чхонён! — начал он вкрадчиво.— Ведь ты мой единственный сын. Кроме тебя, у меня никого нет. Ты один знаешь душу отца…

— Поглядите-ка на него! — расхохоталась вдруг тётушка Хван.— Чхонён — его единственный сын! Он, видите ли, знает душу отца!

— Помолчи-ка лучше,— бросил на неё косой взгляд О Тонхак.

— Чего ж молчать-то? — наклоняясь вперёд, едко спросила тётушка Хван и вдруг разрыдалась.

О Тонхак даже не взглянул на неё. Он всё пристальнее всматривался в сына. У того застыло на лице какое-то странное выражение, и, кажется, О Тонхак это выражение разгадал.

— Говори, что случилось?

Он потряс Чхонёна за плечо. Чхонён содрогнулся всем телом, и рука О Тонхака бессильно упала. Он не мог сдержать нахлынувшей вдруг ярости.

— Ты же мой сын! Знаешь, почему я терплю всё это? Потому что хочу вернуть нашу землю, наш мир… Вернуть для тебя! А ты? Нет, чтобы поддержать отца, ходишь как в воду опущенный…

Он смотрел на отвернувшегося от него Чхонёна полными злобы глазами.

— При чём тут земля? — пожал плечами Чхонён.

— Что-о-о? — задохнулся О Тонхак.

А сын продолжал: