Озил. Автобиография

С этими словами он окинул меня полным решимости взглядом. И, помолчав, добавил: «Мне нравятся игроки с характером. С ярко выраженной индивидуальностью. Если ты выпустишь на поле команду из одиннадцати человек с похожими характерами, вы не придете к успеху. Я жду, что каждый игрок явит мне нечто особенное». Затем он объяснил, что имеет в виду: «Пера Мертезакера я ценю за непоколебимость и целостное видение игры. Торстен Фрингс заслужил мою любовь благодаря его всесокрушающей воле. На силу Налдо я надеюсь при выходах один на один. А от тебя мне нужна легкость, твой удар с левой, твои чудо-пасы».

Напоследок Клаус Аллофс повторил: «У тебя впереди большое будущее. Позволь нам помочь тебе. Мы хотим позаботиться о том, чтобы ты развивался дальше. Ты сможешь рассчитывать на нашу помощь и двигаться вперед в том темпе, который тебе подходит».

После такого разговора с Аллофсом и Шаафом я пришел в полный восторг от «Вердера». Но все равно набрал Себастиана Бёниша. Мой бывший товарищ по команде уже полгода провел в Бремене. Но вынужден был пропустить много матчей в связи с болями в колене. Несмотря на это, он восхищался «Вердером». И я прислушался к его доводам «за», как и в случае с Баштюрком и «Штутгартом».

Через некоторое время я мог однозначно ответить на вопрос, чего же я хочу: уехать в Бремен! Я хотел в команду к Томасу Шаафу, что положило бы конец этой истории с «Шальке».

30 января состоялся матч «Шальке», с которым я до сих пор был связан трудовыми отношениями, с «Вольфсбургом» в рамках Кубка Германии. Конечно же, я не попал в состав – меня не взяли на выезд. Вплоть до конца мы вели в счете благодаря голу, забитому Лёвенкрандсом. А в самый последний момент соперник сравнял счет. Победитель не определился и в дополнительное время, в связи с чем был назначена серия пенальти, которые реализовали все, кроме Младена Крстаича. Мяч ушел от «Шальке» в аут.

На пути домой у Андреаса Мюллера зазвонил телефон. Было около одиннадцати ночи, и Мюллер задержался с частью команды, в то время как Клаус Аллофс поставил его в известность, что он намерен взять меня в «Вердер». Разумеется, я не знаю дословно, о чем разговаривали тогда оба руководителя. Я знаю лишь то, что на следующий день мое имя появилось в таблице переходов. В списке, отсортированном по алфавиту, я значился рядом с Санибалом Ораховацем, крайним нападающим из «Карлсруэ», и Джордже Пантичем, голкипером из «Кобленца».

В тот же день был расторгнут мой договор с «Шальке». За чем не последовало никакого прощания или подарков. Никаких цветов. Никаких благодарностей. Ничегошеньки! Я отправил обоим Алтынтопам сообщения и рассказал, что подписал контракт с «Вердером» и тут меня больше не будет. Вот, собственно, и все. По итогам 43 выступлений, одного гола и пять голевых передач. 37 часов я провел в кобальтовой форме.

Теперь я понял, что в большом футболе не все сводится к твоим способностям. А интриги и политические игры могут стоить тебе карьеры.

Признаться, я совсем не расстроился, что со мной не попрощались. Это было бы совершенно неуместно в данной ситуации. В той команде у меня была всего лишь пара друзей. Так с чего же устраивать мне пышные проводы? Это выглядело бы наигранно и нелепо.

Несмотря на тяжелое расставание, те годы в «Шальке» оказались для меня хорошей жизненной школой. Теперь я понял, что в большом футболе не все сводится к твоим способностям. А интриги и политические игры могут стоить тебе карьеры. А еще, что в клубе у тебя обязательно должен быть покровитель и защитник.

Если бы мне сегодня встретился Андреас Мюллер или Мирко Сломка, я пожал бы обоим руки. Я был бы настроен очень миролюбиво, и думаю, даже смог бы поболтать на отвлеченные темы. Но не о чем-то личном или серьезном, потому что я потерял к ним всякое доверие.

Я никогда не был бунтарем, как не был и вымогателем. Я не скандалист и совсем не жадный до денег. Я никого не дурачил в «Шальке». Мне было всего 19 лет, и я пришел туда, чтобы осуществить свою мечту – стать выдающимся футболистом. Позднее я часто спрашивал себя, что вышло бы, отнесись я к этому иначе, удалось ли бы как-то избежать этого конфликта. Должно быть, нам стоило четче обозначить свою позицию относительно моих спортивных перспектив, общаясь с Мюллером и Сломкой. Вероятно, нам стоило продолжить переговоры даже после того заявления Мюллера в раздевалке. Но разве у нас была такая возможность? Даже и не знаю. Но то, что они решили вставить мне палки в колеса, было очень несправедливо.

На тот момент Андреас Мюллер был солидным мужчиной 45 лет. Почти два десятилетия длилась его карьера профессионального футболиста. Он изнутри знал устройство этого мира. И я бы хотел, чтобы он осознал, что тогда он почти раздавил меня. С молодым игроком нельзя так обходиться. Вместо того чтобы встать на мою защиту, они допустили, что я был брошен на съедение прессе.