Озил. Автобиография

Фергюсон решил не разглашать, что до этого он как раз хлопотал о моем переходе. И вовсе не так осторожно, как это могло показаться. Но тогда мысль о переезде в Манчестер внушала мне ужас. Десять часов на машине, восемь – на поезде или два – на самолете отделяли бы меня от Гельзенкирхена. Иными словами, 900 километров от семьи и всех, кто мне дорог. С которыми я до этого девятнадцать лет прожил в тесноте.

Тогда я еще не повзрослел настолько, чтобы предпринять этот шаг. Не был готов к переезду на Британские острова. Я просто не был готов к самостоятельной жизни, в особенности в стране, где разговаривают на непонятном мне языке. Я пока толком и не бывал за границей. Один раз был с «Шальке» в Валенсии. Однажды съездил в Нанси, где мы проиграли матч Кубка УЕФА со счетом 1:3. И на чемпионат Европы для юношей до 19 лет, который проходил в Австрии. Вот, собственно, и все мои заграничные путешествия. А больше всего мне нравилось в то время только у себя, в земле Северный Рейн-Вестфалия. Манчестер казался мне слишком большим. И слишком чужим. И слишком далеким. Не исключено, что тогда мне просто недоставало уверенности в себе, поубавившейся в ходе разборок с «Шальке». Так или иначе, я почти сразу попросил своего агента сообщить «Манчестер Юнайтед» об отказе.

На фоне моих попыток спасти собственную карьеру «Шальке» продолжал со мной войну. «Этот игрок обязан явиться ко мне или к Андреасу Мюллеру и признать свою ошибку», – требовал Мирко Сломка, на тот момент все еще бывший моим тренером. Он сделал такое предположение: «Если бы Месут был в состоянии самостоятельно принять решение, то он не раздумывая выбрал бы «Шальке». Но, по-видимому, у него попросту нет своего собственного мнения. Им кто-то управляет».

Президент «Шальке» Йозеф Шнусенберг в нескольких интервью также уличил меня в отсутствии собственной воли: «Я вовсе не осуждаю Месута. Он оказался в очень непростой ситуации. И не отдает себе отчета в том, какие возможности ему открылись бы в «Шальке». Фанаты носили бы его на руках, он получил бы качественное образование, и все это за очень неплохие деньги. Но в итоге он сам лишил себя этого. Мне жаль, ведь он просто молодчина. Теперь я надеюсь, что он найдет себе клуб по душе, иначе талант одного из самых заметных игроков в немецком футболе окажется зарытым в землю». Шнусенберг назвал наши с клубом отношения «безнадежно испорченными» и добавил, отчасти, чтобы подчеркнуть это для болельщиков, отчасти, чтобы припугнуть с помощью меня других: «Речь идет о том, что позволительно в отношении клуба и где пролегает граница дозволенного. Очень показательный случай для всех, кто намерен заключить контракт с «Шальке».

Между тем я связался по телефону с Йылдыраем Баштюрком, который в разное время выступал за «Бохум», «Байер» и «Герту», в итоге осев в «Штутгарте». Он рассказал мне подробнее о своем нынешнем клубе, городе и Армине Фе, с которым я еще не встречался лично, тогда как мой агент уже имел с ним разговор. Кроме того, я вышел на Дитера Хеккинга, который по итогам первого круга Бундеслиги занял с «Ганновером» пятое место. Тот сразу взял быка за рога. «Знаешь, почему ты непременно должен играть у меня? – спросил он и пристально посмотрел на меня. – У меня ты сможешь выступать в тридцати матчах за сезон. Я рассчитываю на тебя. И позволю тебе играть. Я убежден, что тебя обязательно нужно выпускать на поле. И это я тебе гарантирую. Поверь, с «Ганновером» у тебя будет столько игрового времени, как ни в одном другом клубе».

Речи Хеккинга пришлись мне по душе. Это были уже не размытые обещания, а предельно конкретные заявления. Тем не менее исключительно из-за Баштюрка я нацелился в «Штутгарт». Я чувствовал, что это верное решение – иметь именно «Штутгарт» в качестве запасного варианта. Что он сможет заглушить мою тоску по родине и оставшимся вдалеке домашним.

Армин Фе также открыто объявил, что имеет на меня виды, о чем он дал понять, высказавшись, как сильно он меня ценит: «Он один из самых талантливых игроков в Германии, для своего возраста он выдает поразительные результаты. Впрочем, я не должен его так активно хвалить, иначе это привлечет к нему внимание других клубов».

Президент «Ганновера» Мартин Кинд также подтвердил усилия, предпринимаемые клубом в моем отношении: «Да, мы заинтересованы в сотрудничестве. Этот вопрос обсуждался».

Отрадно было читать и слушать об этом. Понемногу ко мне возвращалась бодрость духа. Раз нашлись те, кто проявляет ко мне интерес, значит, мне не стоило беспокоиться за карьеру. Что-нибудь да найдется. Чем больше разговоров велось тем январем, тем быстрее улетучивалась моя тоска. Тем легче мне было вновь почувствовать себя профессионалом.

Тем временем, когда я внутренне уже настроился на переход в «Штутгарт», внезапно возник вариант с «Вердером». В то время этот клуб обладал колоссальным влиянием в немецком футболе.