Озомена

Напряжение, охватившее ее тело и позвоночник, спадает, и Озомена глотает воздух ртом. В легкие набилась пыль и дизельная взвесь, и она, дико откашливаясь, переваливается на спину. Кто-то подает ей руку и помогает подняться. Озомена складывается пополам, и ее начинает рвать чем-то красным, должно быть, непереваренной шкуркой от перца. Горло колет иголками. Спаситель стучит ей по спине, помогая прийти в себя.

– Что ты здесь делаешь? Почему не на поле с девочками? – спрашивает БЧ. Его глаза за толстыми линзами очков смотрят тревожно, с сочувствием.

Озомена вытирает глаза тыльной стороной запястий. Кажется, она снова может глотать, но ее все еще раздирает кашель. Поэтому отвечает она не сразу:

– Я как раз и шла туда… Но упала…

БЧ озабоченно смотрит на девочку. А Озомена так рада, так рада, что он набрел на нее, иначе никто не знает, как долго продолжалась бы эта атака. А еще она рада БЧ, потому что он – ее самый любимый учитель, такой рассеянный и добродушный. Убедившись, что с девочкой все в порядке, БЧ снова впадает в свою обычную задумчивость.

– Поспеши, – говорит он и машет рукой в сторону поля. – Пока тебе не влетело от мистера Ибе.

Озомена пулей несется вперед, так быстро она еще не бегала. И вот уже она слышит радостные крики болельщиков.

Остановившись на кромке поля, Озомена пытается вытереть грязные мокрые дорожки на ногах. И лицо, и футболка измазаны в саже. Во избежание краж на время спортивных игр комнаты запирают на ключ, и переодеться нет никакой возможности. Озомена находит своих подружек в толпе болельщиц – они сидят на рулонном газоне с краю и смотрят, как мальчишки играют в футбол. Озомена опускается рядом и раздает всем по смятому пакетику с пирожком. Новенькая Чинонсо смущенно благодарит ее.

– Ой, у тебя грязь на щеке, – говорит Нкили. – И ухо тоже в грязи. Ты что, упала?

Озомена молча вытирает грязь, предпочитая не вдаваться в подробности.

– А что у тебя с формой? – не отстает Нкили.

Обиагели стучит пакетом по коленке, чтобы пирожок вылез наружу, и принимается уплетать его. Потом, принюхавшись, она спрашивает:

– Он вроде мочой пахнет.

– Не хочешь – не ешь, хватит ерунду говорить, – заявляет Нкили, но Обиагели уже дожевывает остатки пирожка.

Озомена старается быть как все – кричит вместе со всеми и аплодирует, а сама мучается вопросами. Жжение в груди не прошло, а оттого, что ее так сильно прижало к земле, до сих пор горит щека. В голове носится кутерьма всяких мыслей. А что, если Угочи права и все странные события в школе происходят из-за нее? Что, если она просто притягивает их подобно маячку?

Озомена сидит, скрестив ноги, и тут прилетает мяч. За ним уже отправился старшеклассник, но Озомена инстинктивно отбрасывает мяч, угодив мальчику по носу, что, конечно же, разозлило его. Судья и учитель физкультуры мистер Ибе резко свистит в свисток и грозит Озомене пальцем, отчего она вся сжимается.

– Но я же не специально, – мямлит.

А Нкили просто ликует:

– Это ж брат Угочи!

Подружки оборачиваются на Угочи и видят, как она злится. Угочи многозначительно вскидывает пятерню с растопыренными пальцами.

– Все, теперь она твой официальный враг, – говорит Обиагели. – У тебя больше нет пирожков?

Глава 21

Озомена: ранее

Взглянув на мир с огромной высоты, Озомена летела вниз. Сжавшись как пружина, она попыталась остановить свое падение, но земля была далеко-далеко, а сила притяжения подобна попутному ветру, свистящему в ушах. Озомена чувствовала, как начинает сдаваться, и в этот самый миг, находясь между небесами и землей, попыталась понять. Она знала себя. Она была прежней, и в то же время не совсем. Она была старой и одновременной новой Озоменой, вырванной из пустоты, словно только что рожденной в неземных сферах – глаза открыты и одновременно закрыты в преддверии столкновения с землей.

Земля приняла ее мягко, сделав падение бесшумным, бережливым для ее косточек. С расширенными от удивления глазами Озомена открыла рот, чтобы сказать что-то, но воздух сотрясся от короткого и властного рыка. Озомена снова внутренне сжалась, стараясь удержаться на том самом месте, где приземлилась, но тело ее, озаренное искрой какой-то своей обособленной жизни, двигалось само по себе, и Озомене пришлось подчиниться.

Ее леопард отряхнулся всем своим длинным телом, от макушки до горделивого хвоста, стряхивая слизь возрождения, чтобы шерсть его стала чистой и сухой. Ночь и все, что пребывало в ней, принадлежали леопарду – властителю джунглей, болот, лугов и гор. Он, скользящий меж мирами, был царем всего сущего, он защищал и отмерял справедливость. Таким он был создан, но не без участия человеческого разума. Леопард потянулся, широко зевнул, посмотрел вокруг и снова потянулся.