Озомена

– Нгва, поднимайся, – говорит он, и я делаю, как он велит. И вдруг в воде чувствуется какое-то движение. Крокодил! Вдоль воды у берега много растительности, и сквозь нее я вижу два ярко горящих глаза. Дибиа оборачивается и тоже видит. Он так кричит, что я в страхе пытаюсь выбраться на берег, но вязкое дно затягивает меня, и я падаю в озеро. Вода набивается мне в рот, в нос и жжет как перец, у меня горит в груди, и все тело тоже горит. Дибиа пытается вытащить меня из воды и кричит на существо в воде:

– Прошу, я же не враг тебе! Руки мои чисты, и я никого не убивал!

И мама тоже кричит со своего места:

– Видите, что вы натворили с моей дочерью? Ну и подлец, я вас засужу!

И шофер тоже кричит:

– Эй, эй! Мадам, я видел его, я все видел!

Все пытаются отыскать тварь, что меня укусила, но гладь озера снова спокойна, словно внутри никого нет, не говоря уж о крокодиле. Дибиа помогает мне подняться по ступенькам, вместе с шофером укладывает меня на подстилку. Мне холодно, я вся трясусь от страха и боли. Я плачу и зову папу.

А дибиа говорит:

– Я практикую тут восемнадцать лет, но никогда прежде к моему алтарю не приходил леопард. Мадам, увозите свою дочь и больше никогда не возвращайтесь. Не хочу, чтобы и вам досталось. А козленок останется у меня.

Платье мое спереди порвано, живот и грудь в крови. И в воде тоже кровь.

Мама гневно кричит:

– Ну и кто теперь на такой женится?

Глава 34

Озомена: ранее

Озомена прислушалась к себе. Она неподвижно лежит на ковре, окруженная встревоженными людьми. Законоучитель больно хлопает ее по щекам, в складках кожи на шее епископа блестит пот. А случилось вот что. Леопард вошел в храм через боковые двери и, сложившись пополам, взломал защиту Озомены, после чего выплюнул ее, и она выкатилась наружу, вся мокрая и грязная. Ковер под ее головой неимоверно вонял.

– Чукву ди эбубе[146], – пробормотал законоучитель, когда Озомена наконец открыла глаза. – Почему ты не предупредила, что больна эпилепсией? Мы позволили бы тебе сидеть во время собеседования.

Озомена услышала свой собственный голос, как она громко сказала:

– Кровь…

Она крепко стиснула зубы, вызвав тем самым приступ тошноты. Девочка перекатилась на бок, и ее вырвало чем-то кислым и горячим. Ковер завонял еще сильнее. Озомене помогли встать на ноги. Ей было стыдно за испорченный ковер, а с витражей на нее скорбно глядели святые. Служители церкви призвали к порядку детей, велев всем сесть на места и успокоиться. Озомена оглядывала себя, пытаясь найти хоть одну капельку крови, о которой она зачем-то сказала. Епископ озадаченно хмурился.

Они посадили Озомену в ризнице, чтобы другие дети не отвлекались. И только через два часа законоучитель повез ее домой в своем синем ржавом «Фольксвагене-жуке». Озомена сидела, ссутулившись, в жарком салоне, поглядывая, как законоучитель переключает скорости лысым, без обивки, рычагом. Пол машины тоже был испещрен ржавчиной, и сквозь него виднелась проносящаяся под ними дорога.

Она вспоминала, как леопард оторвал кусок плоти своими острыми когтями, вспомнила густой привкус крови, и рот ее наполнился слюной. Девочка пристыженно сглотнула. Она пыталась понять логику леопарда: почему она так реагирует, не будучи в состоянии овладеть его волей? Куда он забирал ее и зачем? Она прекрасно помнила, как зажмурила глаза, поняв намерения леопарда атаковать, сама не будучи готовой окропить свои руки кровью в буквальном смысле этого слова. Но она же слышала крики страха и боли. Это не было сном. Озомена получила от всего случившегося удовольствие, и теперь ее беспокоила собственная кровожадность. Леопард понемногу овладевал ею. И об этом нельзя было сказать никому – ни бабушке, ни Оруке Нвосу. О том, что ей понравился вкус крови. Нужно срочно найти свою узду. И уже в который раз Озомена пожалела о том, что дядюшка Одиого указал именно на нее. Ей требовалась ясность – в чем же состоят правила.

Впереди замаячило знакомое здание – это была отцовская больница, наверху – их апартаменты. Вроде бы она не говорила законоучителю, кто она такая и куда ее везти. И вот вам пожалуйста: он привез ее туда, где она меньше всего желала оказаться. Озомене уже стало легче, и она стыдилась за то, что устроила в церкви. Ох и пойдут же теперь сплетни. Кстати, она прошла собеседование или нет? Допущена ли к первому причастию? Спрашивать нельзя – иначе все будет выглядеть так, будто она просто притворялась, не подготовившись к экзамену. С понурым видом она вышла из машины.

– Спасибо, – сказала Озомена, стараясь не глядеть в глаза законоучителю.