И он расстался с нею и поспешил к своей красавице Лимёй. Однако же, как вы понимаете, он не имел возможности уклониться от пламенных взоров дамы в часы трапез и вечерних посиделок, и пыл его непрестанно подпитывался и согревал их обоих, а ей приходилось жить и терпеть, не касаясь рыцаря иначе чем взглядом. И таким образом, ни один из придворных кавалеров не мог пробиться к сердцу поглощённой своими чувствами Мари д’Анбо, ибо лучшей защитой от всяческих чар и соблазнов является любовь, она, подобно дьяволу, всё, что любит, окружает стеной огня. Однажды вечером Лавальер сопроводил свою даму на бал к королеве Екатерине, где танцевал с красавицей Лимёй, в которую был безумно влюблён. В те времена рыцари не боялись делить своё сердце между двумя-тремя женщинами. И теперь многие дамы ревновали Лимёй, которая в ту пору ещё размышляла, отдаться ей прекрасному Лавальеру или подождать. И перед кадрилью она назначила ему свидание назавтра, во время охоты. Наша великая королева Екатерина, которая, из высших политических соображений, взращивала любовные отношения и перемешивала их, как пекарь угли в печи, охватывала взглядом милые парочки, менявшиеся местами в кадрили, и говорила своему мужу:
– Пока они сражаются здесь, и речи не может быть ни о каких заговорах, не так ли?
– Да, но гугеноты?
– Ба, приглашайте их, не бойтесь! – засмеялась королева. – Взгляните на Лавальера, подозревают, что он гугенот, но моя дорогая Лимёй скоро обратит его, она прекрасно справляется для своих шестнадцати лет… Он не замедлит вписать её в свой список…
– Ха, мадам, не верьте слухам, – воскликнула Мари д’Анбо, – у него неаполитанская болезнь, та самая, что сделала вас королевой!
От подобного простодушия Екатерина, прекрасная Диана и король расхохотались, и скоро весь двор узнал почему. Позор и бесконечные насмешки обрушились на голову Лавальера. Каждый показывал на него пальцем, и бедный рыцарь не знал, куда деваться; Лимёй, которую его соперники поспешили предупредить о грозящей ей опасности, тут же к нему остыла, поскольку слухи тогда распространялись мгновенно и каждый страшно боялся сей омерзительной болезни. И вскоре Лавальер обнаружил, что все шарахаются от него, как от прокажённого. Король сказал ему что-то оскорбительное, и славный рыцарь покинул бал вместе с Мари д’Анбо, которую слова короля повергли в отчаяние. Она погубила того, кого любила, обесчестила его и испортила ему жизнь, понеже тогда все медики в один голос уверяли, что те, кто переболел итальянской болезнью, теряют способность испытывать влечение, лишаются возможности иметь детей, а их кости чернеют.
Мало того, ни одна женщина но захочет вступить в законный брак с самым красивым молодым дворянином королевства, если только на него падёт подозрение в том, что он один из тех, кого мэтр Франсуа Рабле называл своими «дражайшими паршивцами».
Прекрасный и печальный кавалер хранил молчание, и его спутница сказала ему по дороге из дворца, в котором давали бал:
– Мой дорогой сударь, я стала причиной ваших несчастий…
– Ах, сударыня! – возразил Лавальер. – Моё несчастье поправимо, да и вы избежали огромной беды, понимая, как опасно меня любить!
– Ах! – вздохнула она. – Зато теперь я знаю, что вы будете моим и только моим, потому что за это поношение и бесчестье я обязана вам вечной дружбой, и я всегда буду вашей госпожой и дамой, лучше того – вашей рабой. Я желаю принадлежать вам, дабы смыть следы этого позора, окружить вас всяческими заботами и опекой, и пусть даже завтра объявят, что болезнь неизлечима и убьёт вас так же, как нашего покойного короля, я последую за вами и умру вместе с вами от вашей болезни. О, да! – Она залилась слезами. – Нет таких страданий, которые возместят вам нанесённый мною ущерб.
Она присоединила к словам безудержные рыдания, её добродетельное сердце не выдержало, и она упала в непритворный обморок. Испуганный Лавальер подхватил её и прижал руку к её сердцу, то бишь к прекрасной и несравненной груди, которая это самое сердце прикрывает. От жара любимой руки дама пришла в себя и почувствовала такое наслаждение, что чуть снова не лишилась чувств.
– Увы! – промолвила она. – Сия поверхностная и лукавая ласка отныне будет единственной нашей радостью. Однако она в тысячу раз лучше тех, что дарил мне бедный Малье… Оставьте вашу руку… Она трогает мне душу, сердце моё так и тает!
На такие слова рыцарь с жалостливой миной простодушно признался, что это прикосновение доставило ему великое наслаждение, в результате которого страдания его от болезни так усилились, что лучше смерть, чем эти муки.
– Тогда мы умрём вместе, – сказала она.
Однако они уже добрались до дома, и, поскольку умереть не было никакой возможности, каждый из них лёг в своей опочивальне, думая только о любви, ибо Лавальер потерял свою Лимёй, а Мари д’Анбо познала ни с чем не сравнимое удовольствие.