Мы поняли это в первый же вечер, когда поселились в местечке под названием «Loew’s Midtown Motor Inn», которое находилось на пересечении Восьмой авеню и 48-й улицы, в сомнительной части города. Я не мог заснуть из-за смены часовых поясов, и это было для меня новое и абсолютно дикое ощущение. Лежу, сна ни в одном глазу, время три часа ночи, и вдруг в дверь стучат. Встаю, открываю дверь, а там стоит тощая девица в плаще, который она расстегивает у меня на глазах. И под ним она совсем голая.
«Можно войти?» – шепчет она таким сексуальным хриплым голосом. Что я должен был сказать? «Нет, спасибо, дорогая, я немного занят»?
Я скачу на этой девице до самого рассвета. Потом она подбирает с пола свой плащ, целует меня в щеку и сваливает.
Когда мы завтракали и выясняли, куда нужно наливать кленовый сироп, – Гизер полил им хашбраун – я говорю: «Никогда не догадаетесь, что со мной произошло ночью».
– «Вообще-то, – ответил Билл, кашлянув, – кажется, я знаю».
Оказалось, что нам всем в ту ночь постучали в дверь: это был подарок от нашего гастрольного менеджера под названием «Добро пожаловать в Америку». Хотя, судя по тому, как моя девица выглядела при дневном свете – а ей явно было не меньше сорока, – он, очевидно, сэкономил.
За два месяца нашего американского турне мы проезжали такие расстояния, какие вообще не могли представить у себя в Англии. Мы играли в зале «Fillmore East» в Манхэттене. В зале «Fillmore West» в Сан-Франциско. Мы даже ездили во Флориду, где я впервые поплавал в открытом бассейне: была полночь, я упоролся травой и бухлом, и это было просто прекрасно. Во Флориде я впервые увидел настоящий бирюзовый океан. Билл ненавидел летать, поэтому с одного концерта на другой мы добирались на машине, и это стало для нас ритуалом. Наши с Биллом эпические дорожные поездки в конечном итоге стали самыми запоминающимися из всех поездок по Америке. Мы так много времени проводили вместе в прицепе арендованного домика на колесах «GMC», что стали не разлей вода. Потом Билл нанял водителем своего зятя Дейва, так что проблем с алкоголем и наркотиками у нас больше не было. Забавно, но людей узнаешь лучше, когда отправляешься с ними в такие поездки. Например, Билл каждое утро выпивал чашечку кофе, стакан апельсинового сока, стакан молока, а потом лакировал это пивом. Всегда в одном и том же порядке. Однажды я спросил его, зачем он так делает.
– Понимаешь, – ответил он, – кофе, чтобы проснуться, апельсиновый сок дает витамины, чтобы не болеть, молоко обволакивает желудок на весь день, а от пива я снова засыпаю.
– А, – сказал я. – В этом есть смысл.
Забавный чувак этот Билл. Помню, как-то раз мы ехали в своем домике «GMC» из Нью-Йорка куда-то далеко по Восточному побережью, пили пиво и курили, а Дейв рулил. Встали рано, несмотря на то, что ночь накануне была бурной. Дейв все жаловался, что съел испорченную пиццу перед сном и она была на вкус как крысиное дерьмо. Так вот, в семь или восемь часов утра я сижу на пассажирском сиденье, у меня похмелье, в глазах муть, Билл в отрубе сзади, а Дейв ведет машину с непередаваемым выражением лица. Я опускаю стекло и прикуриваю, потом оборачиваюсь и вижу, что Дейв позеленел.
– Ты в порядке? – спросил я и выдохнул дым в кабину.
– Да, я…
И тут он не выдержал.
Он заблевал всю приборную панель, а наполовину переваренные кусочки сыра, теста и томатного соуса попали на вентилятор и отлетели мне на пачку сигарет. Одного вида и запаха оказалось достаточно, чтобы мы начали блевать в унисон.
– О нет, – сказал я. – Дейв, кажется, меня…
Так что теперь по всей кабине разлетелись два разных вида блевотины. Запах был просто невыносимый, но Билл ничего не заметил – он по-прежнему был в отключке.
Мы остановились на следующей стоянке для грузовиков, и я спросил у девушки на заправке, есть ли у них освежитель воздуха. Я ни за что не собирался даже
Черт с ним, подумал я и всё равно его купил. Потом побежал обратно в «GMC», захлопнул дверь, и, пока Дейв выезжал с парковки, начал разбрызгивать спрей по всей кабине.
Вдруг сзади доносится шуршание и ворчание. Я оглядываюсь и вижу, что Билл встал и сидит ровно, но выглядит не очень. Он перетерпел запах нашей рвоты, но перечная мята стала последней каплей.
– Господи! – говорит он. – Что это за хренью пах…
Буэ-э-э-э-э-э-э!