П(р)олеты. Петра

«С Леной расстался сразу после полета, так честней, чем ныть про «давай останемся друзьями», как и пять лет назад готов отдать Петре все, только ей от меня ничего не надо. А я хочу вернуть огонь в ее глаза».

— Так, Петруська, час прошел, иди смывать всю эту гадость с волос.

Пока она плескалась в ванной, выкинул остальное.

— Где моя одежда?

— Выбросил, сама же сказала, что проще уже выкинуть.

— И куртку?

— И джинсы, и свитер, и белье.

— Здорово, а домой в чем поеду.

— Сегодня ты никуда не поедешь. Сейчас мазь на укусы, а потом вычесывание.

Еле увернулся от фоторамки.

— Так, не шуми, у меня интеллигентный подъезд, сплошь академики и ученые, не надо воплями их до инфаркта доводить.

Она решила довести до кондратия меня. Полотенце упало на пол, Царева прошла к моему шкафу и стала выбирать одежду для себя. Футболка с тигром ей не понравилась, улетела в дальний угол комнаты, рубашка Roberto Cavalli ей приглянулась больше, отложила, зеленый свитер был почти до колен, рукава длинноваты, но с этой проблемой она справилась быстро, отрезав нужную длину. В моем любимом кожаном поясе появились дополнительные дырки. Даже в таком оборванно-неразмерном виде притягивала, как магнит. В конце концов, она вывалила на пол все содержимое моего шкафа.

— Очень приятно, когда роются в твоих вещах?

— Когда это делаешь ты, то да. Нитки и уголки принести?

— Зачем?

— Рукава подшить, чтоб не распустились.

— Лучше себе руки сшей, чтоб не распускались.

— Я держу себя в руках, и тебя не лапаю.

«Хотя очень хочется. Кто ж тебя так изранил, котенок, что ты сама в себя и не веришь и не доверяешь никому?»

— С мокрой головой никуда не пойдешь. Садись, если будет больно, говори, не терпи.

— Тебе лучше тоже волосы обработать.

— Ага, сейчас.

«Права, Петра, права».

— Я похож на мафиозо?

— Ты похож на идиото.

Мелкий гребешок, старался не причинить ей боль, но постоянно чувствовал себя криворуким, волосы то и дело запутывались.

— Хватит. Дальше сама. А тебе пора смывать эту гадость с волос.

— Сейчас, я быстро. И пообедаем вместе.

Очень быстро. Только все равно не успел. Она ушла. Сапоги забыл выкинуть.

Поддержка пришла, откуда не ждал, ее подруга Женька стала полезным источником информации. Вот и сегодня с ее помощью и маленьких хитростей удалось затащить на дачу к друзьям. Небольшой пикник. С погодой повезло, было сухо, хоть и морозно, дрова потрескивали, даря тепло. Глинтвейн в кружках, гитара по кругу.

— А скоро у нас будет грандиозное повышение нашего любимого Олежки. Станет он главой управления, задерет нос и забудет нас смертных.

— Это еще не решено.

— Только формальности остались. А ну, за Олега!

— За Олега! — подхватили остальные. Даже Петра, только она опять закрылась, любезная, сдержанная, но не живая. Даже глаза не привычно голубые, а стальные, холодные.

— Это для тебя, Петра. Пою я плохо, играю еще хуже, но душа просит.

— Поет плохо, но от души, — Борька слегка подтолкнул ее плечом, она ответила тем же. Все умолкли, ожидая моего порыва.

— Глаза, словно неба осеннего свод, и нет в этом небе огня, и давит меня это небо и гнет — вот так она любит меня. Прощай. Расстаемся. Пощады не жди! Всё явственней день ото дня, что пусто в груди, что темно впереди — вот так она любит меня. Ах, мне бы уйти на дорогу свою, достоинство молча храня. Но, старый солдат, я стою, как в строю… Вот так она любит меня.

— Окуджава прекрасен, но твое исполнение просто ужасно.

Странно, на мгновение мне показалось, что сделал ей больно.

— Мы ему тоже постоянно говорим, что вокал это не его.

— У него много других талантов, — друзья стали перечислять все его достоинства, словно сваты. Петра сначала пыталась скрыть усмешку. Ее вопрос «почему же до сих пор идеал свободен», заставил друзей опять с жаром описывать меня с лучших сторон, но лучше бы они этого не делали, получался полнейшим идиотом.

За привычными разговорами, старыми байками, обменами колкостями, Петра незаметно для других исчезла.

— Ты куда?

— Мне пора, такси уже приехало. Удачи. Ты заслуживаешь повышения, Олежка.

Она поцеловала меня в щеку.

— Петра, ты опять сбегаешь. Я чем-то обидел тебя?

— Нет. Все повторятся — ты, я и Петербург. Мне надо собрать вещи.

«И никто больше не будет на тебя давить, гнуть и гнета ты больше не почувствуешь. Будь счастлив. А меня ждет Женькина премьера и Сапсан».

Даже и не знаю чего мне хотелось больше — уйти, придушить Женьку, засмеяться на весь зал. Кино закончилось, побежали титры, где-то среди них и фамилия подруги затерялась. — Петра, ну, Петра. Не молчи, ну?

— Просила изменить имя, два года назад просила, за два года нельзя было изменить? — из зала я вышла, мягко говоря, в плохом расположении духа.

— Петра, но имя-то шикарное.

— Ой, а вас назвали в честь героини? — тут же взвизгнуло юное создание рядом.

«Черт!» Ушла еще дальше, тут никого не было.

— Вот из-за этого и просила изменить имя.

Сходила на премьеру называется. Вдох-выдох.

— Петрусь, ну не злись.

— Не злюсь. У меня нет времени на злиться. Через два часа поезд. Обратно в Питер, теперь неизвестно когда вернусь. Рада за тебя, Женька.