П(р)олеты. Петра

Так, придется вытаскивать ее из-под одеяла. Так разозлилась, что до сих пор видеть не хочет. После ее ухода решил чай выпить, открыл шкафчик над раковиной и … Все чашки-то у меня, еще и грязные. Сам хорош, веду себя как дома, тоже привык сам по себе, забывая что теперь нас двое. Хотя, дома я, дома. Это просто Петрик еще не в курсе, что никуда я от нее не съеду, что теперь ей от меня не отделаться.

— Петрусь?

— Что? — пробурчала из-под одеяла.

— Ты злишься?

— Нет.

— Тогда давай, выползай.

— Нет. — Петрусь, ты меня всего терпеть не будешь или частично?

— Как это частично? — одеяло все же приоткрыла. Бледна немного, глаза покраснели, но в целом нормально, паниковать можно прекращать. А то домой не вернулась, на работе никто ничего толком ответить не смог, пришлось телефон Негуса через знакомых выяснять, он то и сказал где моя судьбинушка оказалась после штурма строек.

— Ну, четыре дня терпишь меня в своей квартире, три дня я где-нибудь перекантуюсь.

— Не нашел жилье?

— Ага, — да и не собираюсь искать, — тебе что-нибудь нужно из дома привезти? Белье, пижаму, носки, книжки?

— Не надо, все есть. В понедельник ноут с работы привезут, буду с койки больничной руководить.

— Лучше бы отдохнула, Петруська. А из вкусненького?

И так знал ответ. Купил сразу, когда она от мороженого фисташкового отказывалась. Проверенное средство примирения. И мне половинка досталась, чтоб опять не переохладилась ненароком. Прогулялись по больничным коридорам, выслушали от дежурной медсестры, что могли бы смеяться и потише. В воскресенье удалось заехать всего на пару часов, но с охранником договорился, что тот меня в понедельник вечером впустит. С одним договорился, со вторым не удалось, пришлось под окном прыгать. Странный субъект, заглядывающий в палаты со стороны улицы вызвал волнение среди болезных, и встреча с охраной была малоприятной. Шарж от Петры не заставил себя ждать — визжащие старушки в палате были хороши, а я почти Джек-Потрошитель получился.

Сегодня ее выписывают, заберу — цветы, тортик, еще бы плакатик, да в темноте вечера не особо оценит, поэтому не стал делать. Скоро рабочий день закончится и сразу к ней. Сообщение с фотографией чашки и подписью «Сбрендил?» известило, что Петруська уже дома, и даже до шкафчика с посудой добралась. Набрал, чтоб чашечный вопрос опять не лишил меня дома.

— Ты уже сбежала из больницы, прелесть моя?

— А по фотографии ты не догадался, что да?

— И чем тебя чашка не устроила?

— Деколь с ручной росписью, кобальтовая сетка, форма бокала «Лениградская», чем может не устроить.

«Так, на сайте уже посмотрела».

— Фарфор, настоящий. И мне она понравилась. И тебе подходит.

— Олег, да ее страшно в руки брать.

— Бери и пользуйся, а я обещаю, что точно не буду ее утаскивать к себе, и утром она будет на месте. А если вдруг не будет, то в нижнем ящике еще есть.

Сразу полезла смотреть.

— Олег, ты спятил.

— А чем тебе «Золушка» не понравилась? Петра, просто прими подарок, без выяснений стоимости и прочего незначительно. Мне захотелось их тебе купить и точка. Скоро приеду домой.

Я с цветами и тортиком, она с тряпкой и наполовину под кроватью. Чем же еще займется женщина после недельного пребывания в больнице — драйкой квартиры, а я вроде убирался. Но видимо наши понимания чистоты не совпадали. Зачем натирать плинтус за кроватью, его же не видно.

— Петра?

— Ужин готов, сейчас домою, и приду.

Накрыл на стол, поставил цветы в вазу, торт разрезал, почти праздничный ужин. Минут через пять Петруська пожаловала к столу, все ее в образе было прекрасно, только одно меня не устроило. Сходил в комнату, усадил ее на стул, и как Принц из сказки сразу к ножкам.

— Ты чего?

— Врач сказал, что тебе нельзя мерзнуть, — поэтому теплые носочки теперь будешь носить круглосуточно, уж я за этим прослежу, — вот, теперь все как надо.

Петра расхохоталась.

— Как же мне хотелось мяса, — прокомментировала Петруська выкладку стейков на тарелки.

— А еще больше этого.

Бокалы с глинтвейном — палочки корицы, звездочки бадьяна, кусочки яблок и апельсинов, немного европейского рождества в серости зимы.

— Тебе с медом?

— Нет, с детства его терпеть не могу.

— Зря, а я буду с медом.

Ужин проходил в молчании, лукавые переглядывания, смешинки подмигивания, и никаких разговоров, словно боялись опять разрушить хрупкое перемирие.

— Тортик?

— Нет, ты не любишь мед, я безе. Торт «Анна Павлова» не входит в мой список фаворитов.

— А какой входит?

— Ленинградский, и знаешь такой как полено, он по-моему так и называется, с жутким количеством крема. Еще «Чародейка» нравилась, но сейчас это ужас в коробке. Птичье молоко, мммм.

— Птичье молоко вкуснота, помню в детстве на каждый праздник было. И тонкий слой бисквита внизу.

— Да. А сейчас он намного толще, а некоторые производители и два слоя делают.

— Не, это уже халтура.

— Согласна.

Петра пыталась не зевать, но выпитая кастрюлька глинтвейна делала свое дело, да часы уже показывали полночь.

— Сам все уберу, иди спать. — Точно?

— Да, иди.