P.S. I Hate You

– По моим меркам – делает. Ты особенный, Исайя. И странный. И сложный. И замечательный.

– Неважно. – Я совершенно не согласен со всем этим, но сейчас я не в настроении спорить с девушкой, которая считает, что она неизменно права относительно всего на свете.

– Надеюсь, ты никогда не изменишься.

– И не собираюсь, – заверяю я.

– Но если ты изменишься, надеюсь, это произойдет по причинам, которые сделают тебя счастливее, – добавляет она, вздыхая.

– Может, не будешь? – спрашиваю я. Ее лицо тускнеет.

– Не буду что?

– Быть такой слащавой и сентиментальной.

Она смеется.

– Поверь мне, ты еще не видел слащавых и сентиментальных девиц. Впрочем, то, что мы сейчас тут и смотрим на звезды, просто настраивает меня на философский лад, что-то в этом духе. Это ты виноват. Ты притащил меня сюда, так что и вина полностью твоя.

– Верно. Ведь я могу управлять тем, что вылетает у тебя изо рта. – Мой взгляд падает на ее алые губы, и у меня перехватывает дыхание. Я никогда в жизни не желал ничего так сильно, как в этот момент желаю ощутить на языке земляничный вкус этих губ.

– Прошу прощения, вы освобождаете телескоп? – Похожий на серфера мужчина стоит позади нас, положив руки на плечи двух сыновей, выглядящих его уменьшенными копиями; на лицах у всех троих отражается нетерпение.

Ты вовремя, чувак.

– Телескоп в вашем распоряжении. – Марица берет меня под руку и ведет прочь. Сделав несколько шагов, она отпускает мою руку, и я даже не знаю, осознавала ли она, насколько крепко сжимала ее.

Все ее прикосновения кажутся такими естественными.

– Нужно выбрать звезду, – говорит она на обратном пути.

– Какую? Зачем?

Широко распахнув глаза, она смотрит вверх, и на губах ее возникает мечтательная улыбка.

– Не знаю. Просто когда ты будешь там и почувствуешь себя одиноко, ты сможешь посмотреть на эту звезду и вспомнить этот вечер.

– Прекрати, – хмуро обрываю я ее. – Только жалкие кретины делают такую чушь. И мне кажется, что ты вроде как начинаешь нарушать свои собственные правила…

Марица пожимает плечами.

– Завтра наша последняя суббота вместе. Полагаю, это задевает меня, хотя я сама такого не ожидала. Неделя прошла слишком быстро.

– Да. – Мы идем бок о бок, медленно, молча, наслаждаясь нашим ускользающим временем вместе.

Когда мы возвращаемся к машине, Марица складывает руки на груди и прислоняется к пассажирской дверце.

– Я не устала. А ты?

Мой взгляд падает на ее губы, прежде чем подняться к ее мерцающим глазам.

– Ничуть.

– Хочешь выпить?

* * *

– Почему эта дурацкая штука не работает? – Уже почти два часа ночи, и Марица прижимает пульт к воротам с такой силой, что мне кажется, будто «дурацкая штука» сейчас треснет у нее в руках.

– Наверное, батарейка села.

Взглянув на ворота через лобовое стекло, она прищуривается.

– Как ты думаешь, мы сможем через них перелезть? Может быть, если ты меня подсадишь…

– Ты пьяна в дугу. Я не позволю тебе перелезать через железные девятифутовые ворота. Ты упадешь и покалечишься. – Я начинаю растирать виски.

Я устал.

Она пьяна.

И все заигрывания, которыми она занималась последние несколько часов, всего лишь вызвали у меня жестокий неутоленный стояк.

– Проверим, не спит ли еще Мелроуз. – Марица достает свой телефон и роняет его на пол. Потом хихикает и в конце концов нажимает номер своей кузины. – Мел! Ты можешь выйти к воротам? Мой пульт не работает, а нам нужно войти… да, я сказала «нам»… Исайя, кто же еще?.. Знаю… просто впусти нас.

Я наполовину разбираю то, что говорит ее кузина: кажется, делает Марице выговор за то, что та приводит домой посторонних мужчин, но сейчас мне уже все равно. Пройдет два дня, и я никогда больше не увижу ни Марицу, ни ее кузину, и изрядную часть последних двух часов я потратил, убеждая себя, что в этом нет ничего страшного лично для меня.

– Спасибо, солнышко. – Марица вешает трубку. – Мел уже идет, через минуту будет здесь.

Мы сидим в машине, двигатель работает на холостом ходу, и мне кажется, будто проходит не меньше десяти лет, прежде чем ворота отворяются и перед нами возникает Мелроуз в прозрачном топике, красных клетчатых шортах, с растрепанным пучком белокурых волос на голове и с мятно-зеленой маской на лице. Сложив руки на груди, она сердито взирает на меня, как будто я виноват в том, что Марица так набралась.

Честно говоря, я понятия не имею, как так получилось.

Я следил за тем, сколько пью, и думал, что она делает то же самое.

– Боже, я умираю с голоду, – стонет она, когда мы проезжаем в ворота. – Надо было все-таки поужинать. Я ничего не ела с самого завтрака.

А, вот и объяснение. Теперь ясно, как это случилось.

– Закажем пиццу? – спрашивает она, ее лицо озаряется, как будто это лучшая идея, пришедшая ей в голову за весь вечер.

– Хочешь – заказывай, я провожу тебя только до двери, потом уеду.

Она кладет ладонь мне на предплечье.

– Ты не останешься?

Я паркуюсь на круговой подъездной дорожке перед домом ее бабушки, рядом с журчащим фонтаном, окруженным стратегически размещенными лампами подсветки.

– А зачем мне оставаться? Я просто хотел убедиться, что ты благополучно доберешься домой.