– У Марицы и Исайи, похоже, все серьезно, – замечает мама, глядя на меня. – Мне всегда казалось, что ты остепенишься первой.
– В каком смысле? – спрашиваю я. Мама пожимает плечами.
– Не знаю. Ты старше ее и всегда все делала первой.
– На год, мама. Старше всего на год, – напоминаю я. – И вообще, мам, сейчас никто не вступает в брак в двадцать с небольшим лет.
– Когда я вижу, как эти двое постоянно смотрят друг на друга, я хочу такого же для тебя, – отвечает она с печально-задумчивой улыбкой, как будто переживает за меня и сочувствует мне. – Не могу вспомнить, когда ты в последний раз приходила с парнем.
Я тоже.
И это не случайно.
Мои родители несколько… странные для Калифорнии, если такое вообще возможно. Мама так и осталась «приезжей с Юга» и с гордостью демонстрирует свой акцент Джорджии. Длинные волосы, длинные ресницы, высокая индивидуальность. Время от времени она ведет беседы со своей подругой-экстрасенсом мисс Старлой, и в итоге убеждена, что все, с кем она встречается, были в прошлой жизни кем-то, как и она сама. Папа… это папа. Он точная копия Кевина Костнера и очень веселится, когда кто-то просит у него дать автограф или сфотографироваться с ним, и почти всегда соглашается на это. Он тоже верит в мистику, и мама убедила его, что в прошлой жизни они тоже любили друг друга, но отношения для них были запретны, и именно поэтому их любовь так пышно расцвела в этой жизни – они наконец-то могут быть вместе.
Я стараюсь не закатывать глаза, когда они красивыми словами описывают свои прошлые жизни, которые якобы увидели посредством жутко дорогих гипнотических сеансов у какого-то гуру с мировой славой, проживающего в таинственных красных горах Седоны.
Но, не считая этого увлечения мистикой, хрустальными шарами и ароматическими маслами, они хорошие люди. Просто слишком эксцентричные для того, чтобы представлять их кому-то, с кем у меня нет серьезных отношений, вот почему я не спешу кого-то знакомить с этим бродячим цирком Битси и Рэнда Клейборн.
В кухне звенят сразу два разных таймера, и мама бросается помогать бабушке, которая настаивает, что помощь ей не нужна. Все та же старая песня, все тот же старый танец.
– Как у тебя с работой, Мел? – спрашивает папа. – Что-нибудь наклевывается?
Я качаю головой, глядя на белые пионы, стоящие в вазе передо мной.
– Ни одного приглашения, хотя я бегаю по прослушиваниям как ошпаренная.
– У тебя… э-э… все в порядке? – спрашивает он, склоняя голову и пристально глядя через всю комнату на мою мать, деловито хлопочущую у стойки. Я знаю, о чем он спрашивает.
– Да, пап, – отвечаю я.
В моей семье не принято баловать выросших детей или давать им что-то бесплатно. Мы все рвали жилы, чтобы получить то, что у нас есть – кроме, пожалуй, мамы… она просто удачно вышла замуж. Но бабушка добилась всего сама. Дед добился всего сам. Мои отец и дядя добились всего сами. Марица намерена открыть собственное пиар-агентство, как только закончит колледж. И я отказываюсь нарушать эту традицию.
– У меня осталось еще достаточно денег за съемки для «Lifetime», – говорю я, хотя это наполовину ложь. Деньги иссякают быстрее, чем я планировала, несмотря на тот факт, что я веду до отвращения экономный образ жизни. Свидания с богатыми мужчинами, которые водят меня в дорогие рестораны, – единственный способ оценить интерьер «Koi» или «Spago», а когда я не ужинаю за чей-то счет, я питаюсь дома – овсяными хлопьями или тостами с авокадо, чем подешевле. – У меня всё в порядке.
Пока что.
Он протягивает руку через стол и кладет ладонь поверх моей, потом мягко улыбается мне, отчего возле его синих глаз появляются мелкие морщинки.
Мама и бабушка ставят на стол еду, и я достаю из буфета тарелки и столовые приборы.
– Знаешь, Мелроуз, я хотела тебе сказать… моя хорошая подруга Шер всегда говорила, что мужчины – это роскошь, а не необходимость, – заявляет бабушка, помахивая в воздухе деревянной сервировочной ложкой. – И я совершенно с ней согласна.
Я смеюсь про себя. Иногда бабушка бывает так внезапна!
Она указывает ложкой на меня, выгибая подведенную бровь.
– Так что не тревожься о том, насколько счастлива твоя кузина, насколько сильно она влюблена и всё прочее в том же духе. Ты – это ты. – Она улыбается и садится во главе стола. – Битси, передай мне перечную мельничку, пожалуйста.
Бабушка подмигивает мне, потому что понимает меня.
Она единственная, кто когда-либо понимал меня по-настоящему.
Мы с ней единомышленницы.
Мы обе любим драматическое искусство, известные фильмы и все, что относится к золотым годам Голливуда.
Многие люди любят своих бабушек, но я люблю свою больше.
Когда я возвращаюсь от бабушки, Саттер толкает по двору газонокосилку.
Он без рубашки.
И без футболки.
Я паркую свою машину на подъездной дорожке и смотрю, как его загорелое тело блестит на предвечернем солнце. Мой взгляд скользит по рельефным мышцам его торса, отмечая, как они вздуваются и перекатываются с каждым шагом, с каждым толчком.