P.S. I Miss You. Я по тебе скучаю

Я бросаю взгляд на Исайю, который увлечен разговором с моим отцом, но при этом продолжает сжимать руку Марицы под столом. Они настолько нежны друг с другом, что иногда это даже отвратительно.

– Когда можно будет с ним познакомиться? – спрашивает она. – Нет, я, конечно, видела его, когда он приезжал чинить электричество у бабушки, но это было мельком. Может быть, мы как-нибудь заедем к вам?

– Марица, – отвечаю я, опустив голову и понижая голос. – Он мой сосед, а не мой парень. Так что тебе нет никакой необходимости знакомиться с ним.

– Мелроуз, – говорит она, копируя мои интонации. – Он твой сосед, но он тебе явно нравится. Как только я заговорила о нем, у тебя на лице появилась улыбка, которую ты поспешила спрятать в шампанском.

«Что, правда?»

– Не важно. – Я одним глотком допиваю шампанское и обвожу взглядом комнату в поисках спасителя во фраке, разносящего на подносе бокалы.

Бабушка получила свою награду час назад, поэтому сейчас мы ведем светские беседы и пьем коктейли, ожидая, пока подадут ужин.

– Пойдем освежимся, – предлагает Марица, отпускает ладонь Исайи, поднимается из-за стола и берет меня под руку.

– Ну… ладно.

Мы быстрым шагом направляемся в дамскую комнату, и у меня возникает ощущение, что кузина сейчас обрушит на меня какую-то потрясающую новость, которую не хочет сообщать при всех.

– О боже, – говорю я, едва мы входим внутрь. – Ты беременна?

Она морщит нос и отмахивается от меня.

– Нет, ради всего святого. Мы еще не готовы к этому.

– Тогда почему ты потащила меня сюда, словно сумасшедшая?

Марица поворачивается к зеркалу, приглаживает свои темные волосы и поправляет винтажные серьги-подвески от «Тиффани», которые позаимствовала у бабушки.

– Ты никогда прежде не лгала мне, – начинает она.

– Никогда.

– Ты одна из самых честных людей, которых я знаю.

– К чему ты клонишь? – спрашиваю я.

Марица поворачивается ко мне, упирая ладонь в стройное бедро.

– Я не понимаю, почему ты не можешь быть честной с собой. Вот и все.

– И ты приволокла меня сюда только затем, чтобы спросить об этом?

– Я вижу, как озаряется твое лицо при воспоминании о нем, как ты изо всех сил пытаешься не улыбаться, когда я называю его имя, – говорит она. – Ты сдерживаешься. Ты противишься своим чувствам. Я не понимаю почему. Если он тебе нравится… зачем с этим бороться?

Я делаю прерывистый вдох, втягивая прохладный воздух, пахнущий моющим средством с ароматом сосны, прислоняюсь к стойке и складываю руки на груди.

Марица права. Она права относительно всего этого.

– Знаешь, Ник на днях сказал что-то очень странное, – меняю я тему разговора. – Он сказал, что скучает по мне.

Кузина склоняет голову набок и поджимает губы.

– Речь не о Нике, Мел. Я тебя ужасно люблю, но хочу сказать, что ты всегда питала склонность к парням, которых не можешь заполучить – так было всю жизнь. Ты никогда не смотрела на тех, кого могла получить без труда, на тех, кто тебя желал. Тебя всегда тянуло к тем, кто держался в стороне – уж такая ты есть. Ты любишь сложные задачки. Ник для тебя был самым большим вызовом в жизни, но ты даже не любишь его. Ты просто думаешь, что любишь.

Ее слова звучат веско, по-настоящему веско, и я внезапно теряю способность шевелиться, я полностью парализована, лишь мои мысли бешено вертятся вокруг одного-единственного вопроса: а что, если она права?

Дверь дамской комнаты распахивается, и какая-то смутно знакомая мне актриса лет сорока с небольшим проходит в кабинку, цокая по выложенному плиткой полу каблуками своих туфель с красной подошвой.

– Наверное, все гадают, почему мы задержались так надолго. – Марица смотрит на дверь. – Продолжим после?

Я киваю и следом за ней возвращаюсь в банкетный зал. Вслед за первым вопросом в голове у меня всплывает другой, не менее насущный: если Марица права и мне действительно нравится Саттер… может быть, он нравится мне только потому, что я не могу заполучить его?

Я никогда не встречала мужчину, более недоступного, чем он.

И, несомненно, чья-то недоступность – это мое слабое место.

Глава 24 Саттер

– Это последний долбаный раз. – В таких и только в таких ситуациях я признателен, что Таккер не может слышать моих слов.

Отец откидывается назад, отряхивая мозолистой рукой выцветший рукав своей рубашки, а другой рукой поглаживая подбородок, покрытый темной с проседью щетиной.

– Не пугай меня, сопляк, – отвечает он без всякого выражения на морщинистом лице. – Что ты о себе мнишь? Вваливаешься в мой дом и разговариваешь со мной так, словно отрастил себе яйца.

Он цедит слова через губу, и стоялый воздух наполняется смрадом дешевого виски. Конечно же старый мерзавец пьян. Завтра он, скорее всего, не вспомнит ни единого моего слова, но это не помешает мне сказать то, что я намерен сказать.