– Завтра я найму юриста, – заявляю я. Я несколько месяцев копил на хорошего адвоката с большим опытом в подобных делах. Нельзя просто взять и сказать государству, что ты считаешь, будто за ребенком следят недостаточно хорошо, чтобы государство передало ребенка под твою опеку. Это так не работает. Должен быть запущен процесс, проведено расследование, задействованы соответствующие службы. Протоколы, судебные слушания, оценки психологов…
Все это происходит не за один день и будет стоить мне всех моих сбережений, если спор затянется (а он затянется), но если мне наконец удастся вытащить брата из этого клоповника, я готов на любые траты.
– Ты жалкий трус, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Пародия на отца. Таккер заслуживает лучшего.
– Наверное, тебе больно вспоминать хорошие времена, а? – спрашивает он с безумной ухмылкой, почесывая живот.
– Хорошие времена? Какие еще хорошие времена? – Я невольно повышаю голос и сжимаю кулаки, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не ударить его по лицу. – Ты имеешь в виду – до того, как мама ушла?
Он не отвечает, только кивает.
– У меня нет ни единого хорошего воспоминания о тебе. Знаешь, кто научил меня играть в бейсбол? Дедушка. Знаешь, кто научил меня менять колеса на машине? Джо Коллинз, наш сосед. Знаешь, кто научил меня…
– Хватит, хватит. – Он поднимает руку, а потом просто отмахивается от моих слов, потому что не желает их слышать.
Правда причиняет боль.
– В любом случае, я пришел сюда не затем, чтобы вспоминать о прошлом, – говорю я. – Это все мертво и похоронено. Я просто хочу дать тебе шанс быть человеком. Отпусти Таккера, пусть живет у меня. Не заставляй его проходить через всю эту мутотень со следствием и судом. Потому что это будет муторно и дорого. И я все равно выиграю.
– Свали отсюда ко всем чертям. – Он наваливается на подлокотник своего кресла, словно я загораживаю ему вид, и пялится в экран. Я сжимаю зубы.
– Если ты хотя бы попытаешься выместить это на Таккере, я убью тебя на хрен.
И я имею в виду именно то, что говорю.
Я выхожу в коридор, деревянный пол скрипит и прогибается при каждом моем шаге. Я останавливаюсь перед дверью комнаты Таккера и заставляю себя встряхнуться, чтобы он не видел меня таким. Закрыв глаза, я делаю три глубоких вдоха и изображаю на лице улыбку, прежде чем войти в комнату.
«Я уезжаю», – сообщаю я ему.
Он ставит на паузу видеоигру, откладывает контроллер в сторону, и я сажусь на кровать рядом с ним.
Взъерошив его волосы, я улыбаюсь ему, без слов заверяя, что все будет хорошо. А все будет хорошо, даже если мне придется истратить все мои деньги и все мое свободное время, все мои силы, чтобы добиться этого.
«До свидания», – сигналит мне Таккер. Он улыбается – но только губами, не глазами.
Я хотел бы остаться.
Я хотел бы увезти его обратно к себе.
Когда-нибудь так и будет. Когда-нибудь.
Я возвращаюсь к своему пикапу, завожу двигатель и выезжаю со стоянки задним ходом. Под колесами хрустит гравий.
На полпути к дому я вдруг осознаю, что мое сердце бьется чаще обычного, а в животе ощущается легкий трепет.
Неужели я радуюсь тому, что еду домой?
Я отказываюсь в это поверить. И все же я не могу этого отрицать.
Вчера вечером я намеревался снова потрахаться с ней. Мне казалось, что нам обоим нужна разрядка после того, что случилось в тот вечер. Но Таккер спустился вниз, и я какое-то время беседовал с ним на кухне, пока он ужинал – так, словно неделями не ел как следует.
К тому времени, как он отправился спать, а я поднялся наверх, Мелроуз уже уснула в моей постели.
Я улегся рядом с нею и больше не помню ничего.
Я помню, как проснулся и почувствовал запах блинчиков, и смотрел, как она порхает по моей кухне – словно мы все трое изображали маленькую счастливую семью.
И глядя на нее, я впервые за много лет позволил себя чувствовать что-то… и это было приятно, пока я не подумал: «Черт побери, должно быть, я свихнулся».
Я сворачиваю на другое шоссе и прикидываю, что буду дома минут через пятьдесят.
Через пятьдесят минут я увижу ее.
Глава 25
Мелроуз
Я м
Обернувшись, я вижу Саттера.
И это странное совпадение, потому что я как раз думала о нем, сравнивая то, что я испытываю к нему, со своими чувствами к Нику.
Ник дарит мне трепет и радость, ощущение дома, тепла и хорошего времени.
Но Саттер… Саттер заставляет меня чувствовать себя женщиной, зажигает во мне такое глубокое физическое желание, что это пугает меня. Иногда, если я думаю о нем слишком долго, мне приходится прерваться, чтобы перевести дыхание.
– Ты меня напугал, – констатирую я очевидный факт, потому что понятия не имею, что сейчас сказать. Потом я приглушаю музыку на телефоне. – Я не слышала, как ты вошел.