– Я только что его получила! У меня еще не было времени ответить.
– Передавай ему привет, когда напишешь, – говорит он.
– Конечно, – отвечаю я. Я шарю в сумке, чтобы убедиться, что письмо все еще там.
– Так, погоди-ка, если ты отправила по любовному письму нам пятерым, значит ли это, что мы все нравились тебе одинаково?
Он смотрит на меня выжидающе, и я знаю, что Питер думает, что я собираюсь ответить, что он нравился мне больше всех, но это было бы неправдой.
– Да, вы все нравились мне одинаково, – сообщаю ему я.
– Чушь! Кто тебе нравился больше всего? Я, верно?
– На этот вопрос действительно невозможно ответить, Питер. Я имею в виду, это все относительно. Я могла бы сказать, что Джон нравился больше всех, потому что нравился дольше всех, но нельзя судить, кого любишь сильнее всех, по тому, как долго ты их любишь.
– Любишь?
– Нравится, – поправляюсь я.
– Ты определенно сказала «любишь».
– Ну, я имела в виду «нравится».
– А что насчет Макларена? – спрашивает он. – Насколько сильно он тебе нравился по сравнению со всеми остальными?
Наконец-то! Хоть немного ревности.
– Он мне нравился, – я собираюсь сказать «так же», но колеблюсь. Если верить Сторми, никто и никогда не может всем нравиться одинаково. Но как можно определить, насколько сильно тебе нравится человек, не говоря уже о двух? Питер всегда должен нравиться больше всех. Он этого ожидает. Поэтому я просто говорю: – Не могу сказать определенно. Но сейчас больше всех мне нравишься ты.
Питер качает головой.
– Для той, у кого никогда раньше не было бойфренда, ты действительно знаешь, как заставить парня поволноваться.
Я приподнимаю брови.
28