Вера жадно ловила каждое мгновение. Как Сергей положил голову на бревно, как палач занес топор, и как резко он опустился на шею Горячева, перерубив её с первого удара. Вера замерла, стараясь ничего не упустить. И когда все разрешилось, поняла, что даже не дышала. Временное облегчение снизошло на Веру, чтобы после чувство утраты захлестнуло её с новой силой.
Толпа загудела, словно большой улей, каждый хотел вставить своё слово.
— Пойдём, — попросил Герман. — Здесь больше не на что смотреть.
— Олег, — обратилась к нему Вера, чтобы привлечь внимание.
Тот покивал и ушёл с ними.
Несколько дней Вере снилась казнь Горячева и ничего кроме удовлетворения это не приносило. В отличии от Германа, которого только при упоминании случившегося бросало в дрожь. И Вера настояла на том, чтобы он отвлекся и вплотную занялся делами чайных лавок.
— Со мной ничего не случится, — заверила она. — Только будь осторожней. Вернись домой за светло. Эти убийства дворян тревожат мне сердце.
И Герман ей поверил.
— Верочка, не хочешь ли ты прогуляться по Золотой Аллее? — спросила сударыня Золотарёва. — Мы с Ефросиньей подумали, что стоит прикупить, что — нибудь новенькое к весне.
— Я как раз хотела это сделать, — обрадовалась компании Вера. — На следующей недели швеи приступают к своей работе, нужно отвезти в ателье эскизы платьев и костюмов.
Было начало марта, дни становились длиннее, а снег шёл вперемешку с дождем. Погодка была не самая лучшая для прогулок, тяжелое свинцовое небо висело над городом, но предвкушения чего — то красивого в руках перевешивал. Женщины договорились, что пока Вера зайдёт в ателье, сударыня Золотарёва и Ефросинья заглянут в соседнюю лавку Сорокиных за лентами, а после она к ним присоединиться.
Но когда Вера положила эскизы на стол, скрипнула половица. Она замерла, боясь повернуться. Кто — то старался ступать, как можно тише. Вера почувствовала враждебного дуновение и решила обернуться. Но было поздно. Она почувствовала, как левая сторона лица вспыхивает болью. Это сбило её с ног. Сознание начало плавать, а перед глазами вспыхивали тёмные круги, лицо горело. Вместо зова о помощи с губ Веры срывались лишь стоны.
Нападающий замер, услышав голоса за дверью. Вера поняла, что это были Ефросинья и сударыня Золотарёва. Вера могла только мысленно взывать к ним о помощи. Они подергали за ручку, но дверь была закрыта. Немного постояли, они вновь забарабанили в дверь, пытаясь дозваться девушку. Но помещение уже вспыхнуло.
Уплывая в жаркое марево, Вера почувствовала едкий дым, набивающийся в легкие.
Алексей Орлов
Лёше было четыре, когда появился Семён. Пищащий комочек, к которому матушка не желала подходить. Она была удручена и не отвечала на вопросы отца. Бывало, что на неё находила истерика и она остервенело крутила обручальное кольцо, желая сорвать его с безымянного пальца, но каждый раз оставляя. А когда начинала плакать, уткнувшись в платок, Лёша подхватывал её настроение и тоже заливался слезами.
— Лёша, посмотри какое чудо, — зимним днём подозвал его батюшка.
Снег искрились на солнце, а мороз румянил детские щёки. Все варежки были мокрые, мальчишки разворошили все сугробы во внутреннем дворе, строя крепости и кидаясь снежками.
Лёша засопел. Здесь была битва и смех. А там нянюшка и батюшка ведущий пятилетнего Семёном за руку, с которым матушка запретила играть. Но батюшка позвал, и Лёша с опущенной головой, поплелся к ним, оставляя зимние забавы. Батюшка поманил его рукой.
— Ну же, посмотри, — призывал он сына.
Лёша подошел ближе и увидел, что Семён одет в домашнюю одежду. Его вывели на улицу без тулупчика, шали, валенок и рукавичек. Батюшка снял с руки Лёши рукавицу и потянул его к руке кудрявого белокурого брата. Вокруг воздух искрился от мороза, а Семён был тёплым, почти горячим.
— Как здорово, сам воздух защищает его, — восторженно говорил батюшка.
Лёша чуть нахмурился. Он так не мог.
За месяц до того, как мальчик отбыл в лицей, где ему предстояло находиться последующие четыре года, он испытал некий стыд за зависть к Семёну, которого батюшка казалось любил больше. Он оказался слабее и никак не мог управиться с самыми элементарными зовами и шёпотами. Устойчивое к холоду тело оказалось его единственным достоинством.
— Слабая кровь, — хмыкнул, как — то дядюшка Андрей, и Лёша понял, что преступает всё, что говорят ему взрослые — быть добрым и уважать всех.
Тогда Лёша, как старший брат, дал Семёну первый и последний совет.
Это случилось жарким днём в библиотеки, когда пришлось открыть на распашку все окна, чтобы не умориться от жары. Леша хотел зайти лишь на мгновение, чтобы вернуть книгу по летним обрядам, как наткнулся на младшего брата.
Тот сидел в кресле у окна и листал книгу на непонятном ему языке, силясь найти на страницах мачты, тросы и реи, выведенные чернилами.
— Лёша, иди сюда, иди… — Семён ярко улыбался, подзывая старшего брата. — Смотри, — он ткнул пальцем в страницу, где вздымался на волнах фрегат. — Где можно достать такой?
— Нигде, — покачал головой Лёша.
— Но ведь кто — то плавает на них.