P.S. Реквием

И Лев понимая, что дворовой не сдастся даже под угрозой смерти, решил подняться. Кровь застыла в его жилах, когда он ступил на третий этаж. Душераздирающие крики Алёны проникали во все щели, сковывая живые души, коих у дверей её покоев собралось не мало. Присутствовал даже бледный Иван, с явными следами горячки на лице, и Пётр, видимо работавший допоздна в подвале.

Внутри пара дворовых девушек прижимали зло мечущуюся сестру к кровати. Она была облачена в одну рубашку, волосы растрёпаны и сбиты в колтуны. Голубые глаза лихорадочно блестели, а с потрескавшихся губ слетали ругательства и угрозы.

— Что с тобой, Алёна? — поразился Лев. — Остепенись.

Но уговоры не помогали и дело принимало не шуточный оборот. Девушки были на пределе своих сил, а Алёна, словно и не тратила их вовсе. Петру пришлось взять бутылёк забвения из запасов. Только после того, как им удалось влить его содержимое Алёне в рот (пытаясь разжать ей зубы, Лев чуть не лишился пальцев), она затихла и забылась глубоким сном.

Побитые сударыней девушки и дворовые отправились к себе во флигель, а Иван в сопровождении личного камердинера в свои покои.

— Не тревожься, — сказал Лев племяннику. — Подумай о себе. Все поправимо.

Лев на это надеялся. И не напрасно. По утру Алёна выглядело весело и не принужденно, словно минувшей ночью не было никакого приступа истерии, в порыве которой, она попыталась выброситься из окна, и побила пытавшихся её остановить дворовых. И то ли она действительно не могла припомнить, то ли прикидывалась, что ни понимает, откуда у неё на руках взялись лиловые пятна и царапины, которые она прикрыла длинными рукавами.

— Нынче длина и шёлк в моде, — заявила она, обмахиваясь веером из бархата и кружева.

Никто не стал ей возражать и касаться сцены прошлой ночи.

— Это переходит все границы, — заявила Мария, когда узнало о произошедшем. — Нужно, что — то делать. Алёна Володаровна становиться опасной и для себя, и для окружающих.

— Снова предложишь сослать её в Истрину? — грубо спросил Лев. — Мы уже оплачиваем пребывание там одного бедного мальчика. Если тебе все равно на неё, то подумай о репутации нашей семьи.

— Я ни разу не заикнулась об Истрине, — в том же тоне ответила ему Мария. — Но ты подумал об остальных людях в этом доме? Прошлой ночью она накинулась на дворовых, а дальше, ей под руку подвернется Лёшенька, Иван, Пётр, Клара с ребёнком, или обожаемый тобою мальчишка?

В словах супруги чувствовалась неотвратимая и жестокая правда. Смотреть, как любимица отца, красавица Алёна, такая мечтательная, лишается рассудка было невыносимо, но и бросить её одну среди белых стен, безликих марионеток, и грязных перин, Лев не мог. Он распорядился достать, когда-то снятые, решетки на окна, велел служке добавлять в чай сестре клевер, и приставил к ней несколько дворовых, чтобы они незаметно следовали за ней день и ночь, сменяя друг друга.

— Что всё это значит? — возмутилась Алёна, когда в середине декабря на окна в её комнате ставили решётки. — Лев, объяснись.

— Так всем нам будет спокойнее, — он говорил мягко, стараясь убедить сестру.

— Точно не мне, — нахмурилась Алёна. — Засова для двери не припасли?

Лев тяжело вздохнул. Он не рассчитывал на понимание Алёны, но слышать в её голосе обиду, а в глазах видеть печаль, всё равно было невыносимо. Поступи родные с ним так же, он бы чувствовал то же самое. И это вполне могло осуществиться. Лев лишь надеялся, что увиденное им несколько дней назад было лишь проделкой Сна.

Лев задержался в кабинете допоздна. Начался новый год у непросвещённых, и со всех деревень к нему свозили учётные книги для проверки, которые он не смог проверить в декабре из — за свадьбы Веры. Нужно было посчитать доходы и расходы каждой деревни, убыточные земли взять под контроль. Занявшись этим после обеда, Лев не заметил, как сгустились сумерки и за окном, после солнечного дня, разыгралась метель.

По ощущениям, время было около полуночи, когда он решил, что вполне может продолжить своё занятие завтра. Направляясь к спальне, которая находилась не так далеко от кабинета, Лев освещал себе путь нескольким свечами, их свет и выцепил из темноты, то, чего не должно было быть. Рядом с лестницей на первый этаж неподвижна замерла мужская фигура.

В столь поздний час мог бодрствовать только один человек.

— Петя, — позвал Лев племянника, но тот не отозвался.

Тогда Лев подошел поближе. Но вместо домашней рубашки (камзол Пётр скидывал в первые пятнадцать минут работы в подвале), свет обличил темную крылатку и мокрые сапоги. Лев поднял взгляд выше, и чуть не выронил серебряный подсвечник. Боком к нему стоял Владимир и смотрел в темноту. Волосы племянника слиплись от горячей крови, которая струилась по его лицу, и собираясь на подбородке, капала на ковер.