Падающий

— Возьмите сигарету, закуривайте, — сказала она.

— Да мне ни к чему.

— Бросили.

— Давным-давно. Когда мнил себя спортсменом, — сказал он. — Но выдохните на меня немножко дыма. Мне будет приятно.

Через какое-то время она опять заговорила. Но о каком этапе, он так и не понял, — наверно, снова вернулась к началу.

Он подумал: вымокла до костей. Она вымокла до костей.

Повсюду были люди, проталкивались на лестницу. Она пыталась припомнить предметы и лица, детали, которые что-то объясняют или обнажают суть. Она верила в собаку- поводыря. Собака их всех выведет в безопасное место.

Она начала рассказ сызнова, и он охотно слушал ее по второму разу. Слушал внимательно, брал на заметку каждую мелочь, пытался отыскать в толпе себя.

Ее мать все разложила по полочкам, еще много лет назад.

— Есть такие мужчины — это архетип. Для друзей мужского пола — идеал надежности, настоящий друг во всем: союзник и наперсник, дает взаймы, дает советы, не предаст и так далее, зато для женщин — просто наказание. Ад кромешный. Чем больше он сближается с женщиной, тем яснее осознает, что она не чета его друзьям. И тем невыносимее все это для нее. Вот Кейт. Вот мужчина, за которого ты выходишь замуж.

Вот мужчина, за которого она выходит замуж.

Теперь он — призрак, ступающий по воздуху. В квартире дрейфует смутный образ какого-то человека, достойного почтительной участливости. В свое тело он пока по-настоящему не вернулся. Даже в комплексе упражнений, которые он выполнял, разрабатывая запястье после операции, была какая-то отрешенность; четыре раза в день, странная последовательность сгибаний и разгибаний суставов — больше похоже на молитву в каком-то далеком северном захолустье, молитву угнетенного народа, молитву, при которой к руке ритмично прикладывают лед. Кейт общался с Джастином: отводил в школу, встречал из школы, помогал делать уроки. Гипс проносил недолго, быстро снял. Ходил с сыном в парк играть в «подай-отбей». Мальчик может с утра до вечера кидать бейсбольный мяч, ощущая безграничное, неиссякающее счастье; на Джастине нет печати греха, чьего бы то ни было греха, ни единого греха за все тысячелетия. Подай — отбей. Она смотрела, как они играют на площадке около музея, на фоне закатного неба. Когда Кейт проделывал с мячом фокус: правой, здоровой рукой перекидывал мяч на ладонь и моментально скатывал к локтю, а локтем отбивал высоко в воздух и ловил за спиной, — ей казалось, что этого человека она совершенно не знает.

По дороге на Сто шестнадцатую улицу она зашла в приемную Харолда Эптера на Восточной Восьмидесятой. Она бывала там регулярно — заносила ксерокопии сочинений кружковцев, обсуждала с доктором их состояние. Здесь Эптер принимал пациентов. С болезнью Альцгеймера и не только.

Эптер был щуплый, кудрявый, с лицом записного остряка; но он никогда не шутил. Они побеседовали об угасании Розэллен С., о надменности Кертиса Б. Она сказала Эптеру, что хочет проводить занятия чаще — два раза в неделю. Он покачал головой:

— Поймите, отныне все, что происходит в их жизни, — одна сплошная утрата. Наблюдается неотвратимое падение результативности. Они станут чувствовать себя все неувереннее. Нужны комфортные промежутки между встречами. Не стоит внушать им, что надо все записывать, все высказывать, пока не поздно. Вам нужно, чтобы они ожидали занятий с радостным волнением, но без стресса, без панического страха. Писать — дело благодатное, но только до поры до времени. Наступит момент, когда болезнь возьмет верх. — Он испытующе посмотрел на нее. — Скажу без обиняков. Это затеяно для них.

— Что вы имеете в виду?

— Кружок — это для них, — сказал он. — Не забирайте его себе.

Они написали о самолетах. Написали, где в тот момент были. Написали о своих знакомых, которые находились в башнях или неподалеку. И о Боге — тоже.

Как мог Бог допустить такое? Где был Бог, когда это случилось?

Бенни Т. порадовался, что не верит в Бога — иначе после такого стал бы неверующим.

Я никогда еще ближе к Богу, — написала Розэллен.

Это дьявол. Это ад. Столько мук и огня. Не думайте на Бога. Это ад.

Омар X. потом несколько дней боялся выходить на улицу. Мерещилось, что на него смотрят.

Я не увидела, как они держатся за руки. Мне хотелось это увидеть, — написала Розэллен.

Кармен Г. задавалась вопросом, все ли из того, что с нами случается, непременно предусмотрено Провидением Господним.

Я никогда еще ближе к Богу, еще ближче, ближее, совсем близко.

Юджин Э. — нечастый гость — написал: Бог знает то, чего мы не ведаем.

Прах да пепел. Вот все, что осталось от Господнего Провидения.

Но когда башни рухнули, — написал Омар.

Я ото всех слышу, что они прыгали, взявшись за руки.

Если Бог допустил это — допустил самолеты, — то, значит, Бог сегодня утром заставил меня поранить палец, когда я хлеб резала?

Они писали, а потом зачитывали написанное, все по очереди, и комментировали, и вступали в диалог, а потом перешли на монологи.

— Покажи-ка нам палец, — сказал Бенни. — Мы его расцелуем.