Падающий

Она с уважением отнеслась к его секрету, сдалась перед его тайной. Что бы он ни натворил, оно не выше нашего разумения: понятно, как на это реагировать. Она могла вообразить его жизнь: и теперешнюю, и тогдашнюю, почувствовать замедленный пульс прежней души. Может, он и террорист, но из наших, подумала она, и тут же поморщилась, устыдилась своей мысли: из наших, то есть из безбожников, из белых людей с Запада.

Он встал, вытащил из нагрудного кармана цветок. Понюхал и швырнул на стол, улыбнувшись ей. Они на миг соприкоснулись пальцами и вышли на улицу, и она поглядела ему вслед: он направился к перекрестку, к волне проезжающих мимо такси, уже поднимая руку.

11

Дилер дотронулся до зеленой кнопки, и из-под стола выехала свежая колода.

Несколько месяцев он совершенствовался в игре, почти не вылезал со Стрипа [26]: сидел на кожаных кушетках в букмекерских, сутулился под навесами в покерных. Наконец-то начал зарабатывать: не бог весть сколько, но уже регулярно. А еще периодически ездил домой, дня на три-четыре: любовь, секс, отцовство, домашняя еда, — но иногда терялся, не зная, что сказать. Казалось, не существует языка, которым им можно объяснить, как проходят его дни и ночи.

Вскоре появлялась потребность вернуться — туда, назад. Когда его самолет снижался над пустыней, легко верилось, что этот город он знает с рождения. Все по привычному сценарию. Взять такси — и в казино, взять такси — и назад в отель. Ел он два раза в сутки, чаще попросту не требовалось. Зной давил на стекло и металл, создавал иллюзию, будто улицы мерцают. За столом он не пытался прочесть по лицам игроков мысли: какая разница, отчего они кашляют или делано зевают, или почесывают локти. Он изучал свои карты и улавливал тенденции. Только это — и женщина, которая моргает. Он помнил ее по нью-йоркскому казино: невидимка, вся — лишь беспокойный взгляд. Моргание не выдавало никаких тайн. Просто она такая: мать какого-нибудь взрослого мужчины, подкидывает фишки в банк, моргает оттого, что так устроила природа, наподобие светляка на лугу. Он пил крепкое спиртное понемногу, фактически почти не пил, разрешал себе пять часов сна, едва сознавая, что вводит ограничения и квоты. Ему и в голову не приходило закурить сигару, как водилось в прежние времена, за прежней игрой. Он скользил сквозь толпу в холлах отелей под расписанными вручную сводами — Сикстинскими капеллами — и оказывался под беспощадными светильниками какого-нибудь казино, не глядя на людей, никого, в сущности, не видя, зато всякий раз на борту самолета всматривался в лица по обе стороны прохода, пытаясь распознать одного или нескольких, опасных для всех.

Когда это случилось, он удивился, отчего не ожидал этого с самого начала. А случилось это в одном из казино высшего разряда: безлимитный турнир по холдему с высоким вступительным взносом, пятьсот игроков. На другом конце зала, над головами сидящих за тесно расставленными столиками, замаячил какой-то мужчина: привстал, чтобы размять шею и плечи, подстегнуть кровообращение. Его движения смахивали на ритуальные, не объяснялись естественной необходимостью. Он неспешно попрактиковался в дыхании диафрагмой, затем опустил сложенную ковшиком руку и, словно бы не следя за партией, даже боковым зрением не следя, вбросил в банк несколько фишек. Человек странно знакомый. Странно в том смысле, что за несколько лет можно разительно измениться внешне, безусловно оставаясь собой. Терри Чен, определенно; вот он снова усаживается, исчезает из поля зрения Кейта; безусловно, он, как же иначе, как же без него: субкультура покера, ревущие потоки денег, бесплатное проживание и острое соперничество — и без Терри Чена?

Только на следующий день, пока женщина на подиуме объявляла, за какими столами есть свободные места, они немного постояли у ограждения.

Терри Чен слабо улыбнулся. Он был в темных очках и оливковом пиджаке с широкими лацканами и блестящими пуговицами. Пиджак был великоват: висел, как на вешалке. Широкие брюки, тапочки с эмблемой отеля, велюровые, заношенная, пахнущая затхлостью шелковая рубашка.

Кейт почти ожидал, что Терри заговорит с ним на мандаринском диалекте пятого века.

— Я прикидывал, скоро ли ты меня заметишь.

— Ты-то меня заметил, полагаю.

— С неделю назад, — сказал Терри.

— И ничего не сказал.

— Ты погрузился в игру с головой. Что я сказал бы? А когда я снова глянул, тебя уже не было.

— Я хожу в букмекерскую расслабиться. Съесть сэндвич, выпить пива. Мне нравится, когда вокруг азарт: повсюду экраны, спорт. Пью пиво, смотрю краешком глаза.

— А мне нравится у водопада. Беру себе что-нибудь легкое. Вокруг десять тысяч человек. В переходах, в аквариуме, в саду, у игровых автоматов. Сижу, прихлебываю легкий коктейль.

Терри словно бы кренился на левый бок — точно вот-вот собирается рвануть к выходу. Похудел, постарел, голос у него стал какой-то незнакомый — немного скрипучий.

— Ты здесь останавливаешься.

— Только здесь, обязательно. Потолки высокие, номера просторные, — сказал Терри. — Окно во всю стену.

— Для тебя все даром.

— Мелочевка.

— Серьезный игрок.