Падающий

Она сказала ему: как показали анализы, все в норме. Никаких признаков ухудшения. Она все время твердила «в норме». Хорошее выражение, говорила. Приносит колоссальное облегчение. Никаких повреждений, кровотечений, инфарктов. Она зачитывала ему результаты, а он стоял посреди номера и слушал. Столько разных мелочей, которые надлежит перечислить. Хорошее слово — «инфаркт». А потом она сказала, что как-то не совсем доверяет результатам. Пока вроде полный порядок, а дальше? Он сказал ей — как уже много раз говорил, — что она сама себе выдумывает страхи. Это не страх, сказала она, просто скептицизм. У нее все хорошо. Морфология нормальная, сказала она, цитируя результаты анализов. Чудесное выражение, но как-то не верится, что относится к ней. Тут дело в скептицизме, сказала она, «скептицизм» — это из греческого, от слова «скептик». И заговорила о своем отце. Она была слегка пьяна — не то чтобы в стельку, но в полстельки — определенно. Выше этого градуса никогда не напивалась. Она рассказывала о своем отце и справилась об его отце. А потом со смехом сказала: «Послушай», и начала считать вслух, нараспев, весело декламировала.

Сто, девяносто три, восемьдесят шесть, семьдесят девять.

Он скучал по мальчику. Ни мальчик, ни он не любили говорить по телефону. Как разговаривать по телефону с ребенком? С ней он разговаривал. Иногда они разговаривали за полночь — по ее времени, или за полночь — по его. Она описывала, в какой позе лежит: калачиком, рука между ног, или широко раскинувшись на покрывале, с телефоном на подушке, и он слышал, как она бормочет в удвоенной дали, с рукой на груди, с рукой между ног, и видел ее так отчетливо, что голова прямо разрывалась.

12

В одной галерее в Челси открылась выставка Моранди: натюрморты маслом, шесть полотен и пара рисунков, тоже натюрморты, — и, естественно, она туда пошла. Со смешанными чувствами — может, лучше не надо? — но пошла. Потому что даже это: бутылки и банки, ваза, стакан, простые контуры, холст, масло, бумага, карандаш — возвращало ее в разгар тех дней: сшибались аргументы, взгляды, смертоносные политические курсы, ее мать и любовник матери.

Нина вернула обе картины из своей гостиной, настояла на том, чтобы вернуть. Сразу после разрыва они отправились к Мартину и старые фото на паспорт — тоже. Созданы полвека назад — в смысле, картины; фотографии, почти все фотографии — намного старше, и обе — Нина с Лианной — обожали все эти вещи. Но она выполнила волю матери, договорилась о пересылке, подумала о цене картин, прониклась уважением к принципиальности матери, подумала о самих картинах: как они летят в Берлин, где за них будут торговаться и продадут, заключив сделку по мобильному телефону. Без картин комната стала, как гробница.

Галерея находилась в бывшем фабричном здании с лифтом-клеткой, который не мог работать без содействия живого человека: лифтер с начала до конца смены должен был дергать рычаг, поднимая и опуская посетителей в шахте.

В конце длинного сумрачного коридора она отыскала галерею. В зале никого не было. Она остановилась перед первым холстом, всмотрелась. Небольшая выставка, картины небольшого формата. Отошла подальше, снова приблизилась. Ей здесь понравилось: одна в зале, стоишь и смотришь.

Третью картину она рассматривала долго. Вариация на тему одной из работ, которые раньше принадлежали Нине. Она подмечала, какие предметы изображены, какой формы, расположение каждого предмета, длинные темные прямоугольники, белая бутылка. Не могла глаз оторвать. На этой картине что-то спрятано. Перед ней гостиная Нины: память о гостиной, жесты в гостиной. Предметы на холсте растаяли, проявились фигуры: женщина в кресле, стоящий мужчина. Не торопясь перешла к следующей картине, а от той — к еле- дующей, впечатывая каждую в память, а ведь есть еще и рисунки. До рисунков она пока не добралась.

В зал вошел какой-то мужчина. С интересом посмотрел на нее, прежде чем переключиться на полотна. Возможно, рассчитывал, что можно проявить некоторую фамильярность, раз оба пришли в это запущенное здание с одной целью — смотреть картины.

Рисунки висели в смежной комнате без двери, в офисе галереи. За столом, пригнувшись к ноутбуку, сидел юноша. Она всмотрелась в рисунки. Сама не знала, зачем изучает их так пристально. Наслаждение сменилось желанием слиться с тем, что нарисовано. Она пыталась все, что только можно, впитать в себя, унести домой, закутаться в это, заснуть, завернувшись с головой. Столько всего надо увидеть. Претворить в живую плоть, в то, что есть ты.