Падающий

Она вернулась в основной зал, но при другом посетителе — пусть даже он на нее и не глядел — не могла рассматривать работы, как рассматривала прежде. Мужчина на нее не глядел, но все же присутствовал: пятидесятилетний, загорелый, в монохромной гамме, точно фотокарточка из полицейского досье; должно быть, художник. И она покинула зал, прошла по коридору, нажала кнопку лифта. Сообразила, что не взяла каталог, но возвращаться не стала. Зачем ей каталог? Со дна шахты дребезжа поднялся лифт. В работах все, до последней детали, имело для нее глубоко личный смысл. Все картины и рисунки назывались одинаково: Natura Morta. И даже это — термин, обозначающий натюрморт, — возвращало последние дни жизни матери.

Иногда, сидя в букмекерской, он не мог, скользнув взглядом по экрану, понять, что показывают — прямую трансляцию или замедленный повтор. По идее, ему следовало бы встревожиться: настоящий сбой, нарушение основных функций головного мозга, сшибка двух реальностей. А он говорил себе: какая разница? — быстрое и медленное, сейчас и прежде — все едино; продолжал потягивать пиво и вслушиваться в мешанину звуков.

В тотализаторе он никогда не делал ставок. Просто букмекерская особым образом действовала на органы чувств — тем ему и нравилась. Все здесь происходило на безопасном расстоянии — до ближайшего источника шума и то далеко. Зал с высоким потолком освещен неярко, люди сидят задрав головы, или стоят, или идут куда-то, не глядя по сторонам, а из тайного напряжения, висящего в воздухе, возникают возгласы, вырывается вперед лошадь, раннер приближается ко второй базе, и события перемещаются на передний план: оттуда — сюда, борьба не на жизнь, а на смерть. Ему нравилось слушать нутряной рев: мужчины вскакивают, вопят, нестройный хор голосов вбрасывает жар и неприкрытые эмоции в тусклую тишь зала. Вбрасывает на несколько секунд, и тут же умолкает: улеглось, миновало. И это ему тоже нравилось.

Бумажник он доставал в покерной. Карты падали по воле случая, без объяснимых причин, но Кейт чувствовал, что свобода выбора все равно за ним. Удача, везение — никто не знает, что это такое. Только предполагается, что они влияют на исход происходящего. Кейт наделен памятью, разумом, умением разобраться, где правда, где домыслы, знанием, когда атаковать, когда уходить в тень. Наделен, в некоторой мере, душевным спокойствием, расчетливой нелюдимостью, а вдобавок умеет опираться на логику. Терри Чен говорил, что в игре верна только одна логика — твоей индивидуальности. Но у игры есть и внутренняя структура, базовые принципы, сладостные привольные промежутки, когда действует логика мечты, когда игрок знает: нужная карта выпадет непременно. И тогда, всякий раз, в ключевой момент, повторяющийся от раунда к раунду, выбор стоит между «да» и «нет». Уравнять ставку или поднять? Уравнять ставку или сбросить карты? Бинарная система, маленький метроном, пульсирующий где- то в висках, право выбора, напоминающее тебе, кто ты такой. Право выбрать — сказать «да» или «нет» — принадлежало ему, а не какой-то лошади, что месит копытами грязь где-то в Нью-Джерси.

Она жила словно в тени того, что надвигается неуклонно.

Они обнялись, не обменявшись ни словом. Потом заговорили — негромко, осторожно. Почти четверо суток они проживут вместе, обмениваясь недомолвками, прежде чем завести речь о важном. Разбазаренное время, не предназначенное для запоминания. Но песню она не забудет. Ночи они проводили в постели, при открытых окнах; шум машин, далекое эхо голосов, в два часа ночи пять-шесть девушек шагали по улице, распевая старую рок-балладу, и она подпела: тихо, любовно, слово в слово, аккуратно воспроизводя все смысловые акценты, паузы и интервалы, досадуя, что голоса тают вдали. Слова — их собственные слова — оставались не больше, чем звуками, потоками аморфных выдохов в атмосфере, речью тел, а не душ. Когда погода к ним благоволила, дул легкий ветерок, но даже в сырой духоте верхнего этажа под гудронированной крышей она не включала кондиционер. Ему нужно почувствовать вкус настоящего воздуха, говорила она, в настоящей комнате, и чтобы прямо над головой громыхал гром.

В те ночи ей казалось, что они выпадают из мира. И это не было эротической иллюзией. Она по-прежнему замыкалась в себе, но не паниковала из-за этого — спокойно контролировала процесс. Он, как и прежде, отправлял себя в ссылку, только теперь не фигурально, а в пространстве: далекие города, перелеты, накопленные на карточке мили; держался от людей на расстоянии в буквальном смысле.