Падчерица Синей Бороды

— Смешная… Гадамер никогда не рассказывал о тебе. Берег для личного пользования. Что это значит, когда мужчина никогда не говорит о женщине, знаешь? Это значит, что он смертельно болен ею. Вот, возьми на память. — Харизма расстегивает шубу и рвет цепочку, чтобы отдать мне медальон. — Он недорогой, мы с Кемиром купили себе одинаковые в Турции. В этом — прядь его волос. Возьми.

Заторможенным движением протягиваю ладонь.

— Так не пойдет, давайте меняться, — я снимаю с руки цепочку. — Она тоже недорогая, возьмите.

— Ну… как хочешь, — Харизма ждет, пока я надену на ее руку цепочку.

Я вожусь с замком, пальцы дрожат.

— Иди, девочка, я попрощаюсь с близким человеком, — просит Харизма и поворачивается к Аделаиде. — Ты думаешь, стоит вот так спешить, не попрощаться ни с кем?

— Уходи быстрей, у меня тяжело на душе, — крестит ее Аделаида.

В пять тридцать раздался выстрел.

Мне так и не удалось заснуть.

Почти сразу же после выстрела в дверь позвонили. Все гости сбежали вниз, звали Евгения Кирилловича, а он все не шел, а когда вышел, то был бледнее беленой стены в коридоре.

— Вы опоздали, — сказала я следователю Лотарову. — А мне наплевать.

— Все остаются на своих местах! — объявил Лотаров. — Никого не впускать и не выпускать!

— Пустите Пенелопу, я несовершеннолетняя, и она единственный сейчас близкий мне человек. Пенелопа сразу же затолкала меня в кухню.

— Кто теперь? — спросила она.

— Жена Коржака. Только не ругайся, ладно. Я, честное слово, ни при чем.

Он ее убил из ревности.

— Ладно, не расстраивайся, я не собираюсь ругаться.

— А вдруг тебе все-таки захочется, ты сдержись!

— Алиска, что ты несешь? Ну почему я буду ругаться, если этот неуловимый Коржак окажется наконец за решеткой?

— Коржак здесь ни при чем, — вздыхаю я.

— Ты же только что сказала, что он убил жену?

— Да, он убил, но Коржак Е.К., директор “Медикуна”, это не он. Это была его жена, Елена Константиновна.

— Ничего не понимаю, подожди… Ты хочешь сказать?..

— Я хочу сказать, что Евгений Кириллович убил свою жену, Елену Константиновну, а она была директором “Медикуна” и, хотя почти ничего не смыслила в медицине, смогла уговорить работать на нее многих друзей мужа.

Пенелопа, усевшаяся рядом со мной на диване в гостиной, чтобы успокоить, вскакивает и начинает бегать туда-сюда по комнате, стиснув руки.

Дурацкая привычка.

— Она была любовницей корейца, — говорю я тихо, опустив голову. — Кореец прятался здесь после того, как выбрался раненый из озера.

— Да, я поняла, ты передала шарф… А почему ты решила, что я буду ругаться?

— Мне показалось… Я подумала, что ты все поймешь раньше меня.

— А я не поняла! — повышает голос Пенелопа. — Я тупая! Что же это получается? Директор “Медикуна” мертв?

— Мертва.

— И в тот самый момент, когда ты ее вычислила, она умерла, да?

— Ну, не сразу. Я ее вычислила за три часа до смерти.

— Как?

— Она хотела меня убить. Это раз. Она прятала ключ от сейфа мужа в женской прокладке. Это два. Значит, это она искала в моей квартире ключ корейца от потайной комнаты, ей был нужен, как и тебе. его ноутбук. Я обыскала кабинет Коржака — ничего! Я перегнала тебе все его рабочие папки!

— Спасибо, тоже — ничего.

— Вот видишь! А когда я увидела, что у него и в сейфе ничего — кроме двух пистолетов, — я задумалась!

— А откуда Коржах узнал, что жена ему изменяет? Что кореец жил здесь?

— Он… Он подозревал, потому что нашел как-то окровавленные бинты, а потом я прямо у него на глазах отдала шарф повару и сказала, что это шарф корейца…

— Зачем? — подозрительно ласково спрашивает Пенелопа. — Зачем ты это сказала?

— Чтобы он знал!

— Ага… Чтобы знал, да?

— Да! Только так я могла себя спасти! Она чуть не пристрелила меня!

— Давай по порядку. Правильно ли я поняла. Ты узнала, что Елена Коржак является директором “Меди-куна”, и сразу же намекнула ее мужу, что она изменяет ему с корейцем, так?

— Не так! Сначала я ее случайно подставила. Я случайно проговорилась, что у нее на ноге нет никакой раны! Да что с тобой разговаривать!

— Ну как же так получается, Алиса, ты опять — ни при чем, а мы все у разбитого корыта?

— Тебе что, моя жизнь не дороже какого-то там корыта?!

— Тебя расстроило, что она была его любовницей, да?

— Меня расстроило, что она хотела меня убить.

— Ты чувствуешь себя виноватой? — вдруг спрашивает Пенелопа.

— Нисколечко!

— А почему у тебя кровь из носа не течет? Ты же разозлилась на меня?

Я провела под носом указательным пальцем. Не течет. Это, наверное, потому, что мои мысли заняты решением сложной проблемы — как отсюда выбраться.

— Взрослею…

— Мне страшно с тобой находиться.

— Не находись!

— Столько сил потрачено, и все впустую, — встает Пенелопа.

— Это смотря чего тебе надо. Если денег, то ты их не получишь. И нечего мне, как стандартной чувырле, подставлять всяких неотразимых мужчин из твоей Конторы!

— Мужчин? Из Конторы? Это ты о поваре так отзываешься? — совершенно искренне удивлена Пенелопа.

— Я так отзываюсь о шофере!

— Не понимаю. Мне надо идти, — я вижу, как Пенелопе трудно смотреть на меня. — Сейчас подъедет бригада для обыска…