Падчерица Синей Бороды

— Мне нехорошо, так не должно быть, — она судорожным движением руки рвет на груди рубашку. — Я тебя умоляю, слышишь, я на колени могу стать!

— Не надо, сиди лучше на кровати!

— Принеси пистолет, я подожду, принеси!

— Я не могу, их там два, я не знаю, какой именно твой!

— Ладно, черт с ними, неси оба! — Лена опять направила на меня дуло.

— Оба? Зачем тебе три пистолета, ты только подумай, а? Представь, целых три, что ты с ними будешь делать?

Хоть кто-нибудь придет, наконец, поинтересоваться, почему мы кричим в полвторого ночи?!

— Почему опять кричат в полвторого ночи? — в дверях появляется высокая фигура Коржака. Лена прячет пистолет за спину.

— Что ты тут делаешь? Почему ты лежишь на полу в спальне моей жены? — нависает надо мной хозяин. — Почему ты не в своей комнате? Почему ты кричишь?

Я действительно распласталась на полу в надежде, что так в меня труднее попасть из пистолета. Но как это объяснить Коржаку?..

— Мы разговаривали…

— Разговаривали? — он наклоняется ко мне.

— Да. Сплетничали, обсуждали гостей… Рассказывали анекдоты. Я как раз… показывала, как ползет змея. Знаете анекдот про змею и Чебурашку?

— Иди. Спать.

Да с радостью! Я выползаю из спальни с реактивной скоростью.

Забегаю в свою келью, хочу забаррикадироваться и обнаруживаю, что дверь открывается наружу!

Сбегаю вниз по лестнице. Где же эта чертова инвалидная коляска?!

Вспоминаю, что во время приема гостей Милорда, как всегда, дремавшего в коляске, отвезли в кладовку у кухни.

Выкатываю коляску из кладовки, у лестницы наклоняю ее, и сонный пес вываливается на паркет, как мешок с картошкой.

— Пойдем со мной! — я тащу его за ошейник наверх.

Милорд упирается, но идет.

Завожу собаку в комнату, закрываю дверь, укладываю его на полу у двери на покрывало (что скажет Аделаида?!) и строгим голосом приказываю:

— Охранять!

Стало спокойней.

Милорд повозился, улегся и тут же засопел.

Я посидела-посидела на кровати и поняла, что меня только что хотели убить. И не просто убить, а убить при нападении, потому что я должна была в этот момент быть с пистолетом в руке. Провожу рукой под мышкой и нюхаю ее.

Вспотела, и еще как! Нащупываю цепочку на руке. По моим предположениям, писк из упаковки анальгина сейчас в сарайчике через улицу должен стоять просто оглушительный! Почему же меня никто не идет спасать? Похоже, пора заказать пиццу с грибами!..

Осторожный стук в дверь.

Милорд немедленно среагировал. Он залаял. А поскольку я никогда не слышала, чтобы он лаял в закрытом помещении (обычно ему хватало рычания), то мне показалось, что по пустому дырявому корыту кто-то бьет деревянной колотушкой.

Дверь резко распахнулась, за нею оказался взъерошенный Коржак и достающий ему как раз до выреза пижамы повар-вьетнамец.

— Ну, теперь мне точно скажут, что происходит! — кричит Коржак, а я бросаюсь на Милорда, хватаю его за морду и зажимаю пасть.

— Тихо! Свои!

— Кто это — свои? — опешил Коржак.

— Девоська пугался, девоська было страшно, я плисол, — поклонившись, объясняет вьетнамец.

— Да, — встаю я с собаки и замечаю, что за Коржаком уже стоят дядя Ваня из санитарной комиссии, дядя Петя из министерства и дядя Вова — хирург из Воронежа. — Мне было очень страшно. Потому что я нашла вот это в вашем доме, — подхожу к кровати, поднимаю матрац и достаю красный шарф корейца.

— Что это такое? — совершенно искренне таращит глаза Коржак.

— Это шарф, в котором мой отчим был, когда его ранили в Сюсюках.

Вообще-то, как вы знаете, его потом еще в озере топили, как же шарф оказался у вас в доме? Я как раз хотела это узнать у вашей жены, когда вы пришли на крики.

Дядя Ваня закрывает глаза. Дядя Петя быстро отворачивается и спускается вниз, уводя только что поднявшихся жену Лаптева и тетю Валю из Перми. Дядя Вова пытается взять за руку Коржака, но тот руку вырывает. А повар протягивает ко мне обе руки:

— Я отнесу.

— Да, пожалуйста, отнесите… Отнесите следователю Лотарову, он ведет мое дело. — Закатываю шарф валиком и протягиваю повару. — Только сразу же, ладно?

— Я отнесу.

— Сейчас!

— Сисяс.

— Скажите, что утром может быть поздно.

— Сисяс.

— Я хочу покоя! — кричит Коржак и идет в свою комнату.

Все понемногу расходятся. Странно, но Аделаида не появилась.

— Все, — шепчу я собаке. — Спасибо. Молодец. Теперь мне уже не страшно.

Можешь идти в свою коляску.

Я ложусь, не раздеваясь. Думаю. Думаю. Думаю. Лена видела фотографию, на которой моя мама с сестрами, она могла ее видеть только в квартире корейца.

Это она искала ключ в прокладках.

Через полтора часа слышу шум внизу, выхожу на лестницу, не зажигая света, и вижу, что Аделаида провожает Харизму у дверей.

Сбегаю вниз.

— Уезжаете?

Обе женщины дергаются и смотрят на меня с задумчивым сомнением.

— “Совершенство принципа”, — вздыхаю я, — коньяк с горячим шоколадом.

Это красиво. Глаза Харизмы теплеют.

— Девочка, — говорит она, положив мне на плечо тяжелую руку. — Ты хотя бы понимаешь, во что влезла?

— А вы?