Падчерица Синей Бороды

— Не бойся, аденомочка моя, теперь это не имеет никакого значения, — Фрибалиус перекидывает через плечо безвольное тело в простыне и, приседая с ношей, гасит одну за другой свечи на ведрах.

— Как это?..

— Перспективы оказаться в морге неожиданно мертвой или заведомо живой взаимозаменяемы, с точки зрения логики.

— Фрибалиус, я хочу тебя предупредить. Как только Офелия очнется, она тут же станет предлагать заняться сексом.

Мой любимый патологоанатом сбрасывает тело в простыне на диван в своем кабинете. Офелия, не открывая глаз, на правильном английском просит ее “факнуть”. Фрибалиус смотрит сначала на оголившуюся кое-где Офелию, потом на меня, пожимает плечами и интересуется, что он пропустил? Что это за новый и неведомый ему вирус сексуального бешенства у маленьких девочек? Где мы его подцепили?

— Пойдем, — я тяну его за руку в коридор. — У меня к тебе дело. Смотри внимательно.

На фотографии мой отчим выглядит намного моложе. Нас снял частный фотограф у загса, я держу корейца под руку и только сейчас замечаю, какие похоронные физиономии у меня и у него. И только лицо Риты светится неземным счастьем воплощенной мечты.

— Если ты вдруг обнаружишь в морге этого мужчину, забей ему осиновый кол в сердце!

— Для тебя — что угодно, хромосомочка моя одинокая, только где я возьму этот кол?

— Заготовь заранее!

Фрибалиус задумывается. Я знаю его так хорошо, что могу поспорить: ему и в голову не приходит усомниться в моей нормальности, он, точно следуя приказу, напряженно обдумывает, где раздобыть осину.

— Одолжи, пожалуйста, несколько твоих банок из коллекции.

— Несколько — это сколько? — насторожился Фрибалиус.

— Семь. Семь банок.

Мы идем в лабораторию.

Фрибалиус собирал внутренности с аномалиями и раньше, сначала как обучающие пособия, потом — по собственной инициативе как результат его гениального чутья (“ты только посмотри на цвет лица, спорим, у этого покойничка легкие будут протерты до дыр!” — и левое легкое потом торжественно помещалось в банку с раствором). Я подала идею собрать его экспонаты в коллекцию, пронумеровать, что придало обычным рутинным вскрытиям поисковый азарт, а достаточно захламленной лаборатории в морге вид кунсткамеры.

— Нет, только не глаз! — Фрибалиус закрывает собой Полку, на которой в маленькой банке плавает мутно-голубой глаз неизвестного мужчины.

— Вот как раз глаз мне обязательно нужен! У вас их было два, я помню!

— Один взяли на пособие в институт.

— А печенки нет поменьше? — я задумчиво осматриваю трехлитровую банку.

— Есть раковая, но тоже в большой банке.

— Еще я возьму зародыша, где наш зародыш с открытым мозгом?

— Эмбриончики у меня за шкафом, я их убрал, а то санитарки очень расстраиваются.

— Давай кусок прямой кишки с наростом и вот это сердце.

— Это свиное сердце.

— Свиное сердце? Зачем оно тут?

— Оно было в человеке. Ему пересаживали. Доброволец был по опытам.

Я составляю банки на отдельный стол. Пересчитываю. Семь банок. Одна — трехлитровая.

— Как ты это потащишь? — интересуется Фрибалиус.

— Сейчас упакую в коробку, а утром подъедет друг. Он на машине.

В дверном проеме возникает Офелия в простыне, хочет что-то сказать, но вместо этого дергается и блюет, обильно заливая пол.

— Вода, — замечает Фрибалиус. — Похоже, она тонула в ванне, пока мы с тобой беседовали в кабинете.

Сутяга подъехал к центральному моргу, как и обещал, в половине седьмого. Фрибалиус помог загрузить коробку в багажник, а Офелию, укутанную в одеяло, — на заднее сиденье, рядом с клеткой, в которой нахохлился белый голубок.

— Знаешь, что самое смешное? — хмыкнул Сутяга, когда мы отъехали.

— Да. Офелия умерла от передозировки, потом от переохлаждения, потом утонула, а все равно матерится.

— А мы едем на машине братьев Мазарини!!

— Действительно смешно… А куда ты везешь голубка?

— Голубка тебе Тихоня отдает на время. Пользуйся.

— А как им пользоваться?

— Главное, не выпускай из клетки. Как только выпустишь, он тут же полетит в “Кодлу” к Тихоне. Поэтому договоримся так. Открываешь клетку в состоянии полной безысходности, и мы сразу рванем на помощь.

— А он долетит?

— В прошлом году долетел из Питера. А сизый, с хохолком, вообще из Турции вернулся. Представь только, запрет тебя твой отчим в темнице, на окнах — решетки, во дворе — страшные собаки, и начнет точить нож!

— Откуда ты знаешь про нож? — подпрыгнула я.

— Я не знаю, это я так уговариваю тебя взять голубя.

И когда надежда на освобождение совсем умрет…

— Сутяга! — осенило меня. — Я знаю, как вам с Тихоней и с голубем заработать десять тысяч.

Охранники-лесники не сказали ни слова. Молча стояли и смотрели на нас в машине. Сутяга занервничал:

— А у них ружья заряжены?

Когда я вышла и стала разминаться после долгой езды, старший лесник снизошел и поинтересовался, где меня носило.

— За птичкой ездила, — я достала клетку из машины. — В доме ни кошки нет, ни собаки! Могу я завести рыбок или птичку?!

— А что в коробке? — поинтересовался лесник.

— Консервы. Помоги занести в подвал.

Выбежала радостная Рита.