Незапланированная беременность повергла Билла с Кэрри в шок. Ошеломление сменилось радостью – но все последующие девять месяцев были окрашены мрачными красками из-за реалий медицины и статистики, связанных с беременностью в сорок два года. Билл снова проверил, не пришло ли на телефон сообщение от врача. Все еще ничего.
– Как думаешь, ей будут нравиться поезда? – спросил Скотт.
Билл улыбнулся.
– Наверняка. И ты ей все-все о них расскажешь.
Скотт не сводил глаз с идущей по кругу игрушки.
– А где она будет спать?
Билл задумался.
– Ну, в детской. Это ее комната.
Билл как раз в прошлые выходные покрасил детскую в светло-желтый. Он спросил Скотта, не хочет ли он помочь, но тот отказался безо всяких объяснений. Билл не стал уговаривать.
– То есть в моей бывшей игровой.
Билл помялся.
– Да… в твоей бывшей игровой. Но ты теперь можешь играть в гостиной. А когда она подрастет, вы будете играть вместе.
Скотт пробормотал что-то себе под нос. Билл уже хотел было опять погрузиться в свои мысли, как заметил, что мальчик едва сдерживает слезы. Он присел.
– Как думаешь, ей будет нравиться бейсбол? – прошептал Скотт. По щеке сбежала слеза.
– Не знаю, друг, – сказал Билл. – Поживем – увидим. А ты как думаешь?
Скотт покачал головой.
– Ладно, – сказал Билл. Он с трудом разбирал шепот сына.
– А нам нравится бейсбол.
Ага. Вот в чем дело. Теперь Билл понял.
Десять лет назад Кэрри вручила ему положительный тест на беременность. В тот момент он ощущал то же, что теперь испытывал Скотт. Билл еще не был готов стать отцом. Они поженились всего год назад. Они собирались путешествовать, не спать допоздна, не заводить будильник. Пить вино, когда захотят. Кэрри как раз оканчивала аспирантуру. Они жили в паршивой однушке в паршивом районе Лос-Анджелеса. До полной оплаты его кредитов на учебу в летной школе было как до луны.
Но самое главное – и самое эгоистичное – ему все еще хотелось оставаться центром всего мира для Кэрри. Он нашел любовь всей своей жизни и не хотел ни с кем ею делиться. Хотел, чтобы она любила только его. Тогда, глядя на тест, он себя ненавидел, потому что первым делом расстроился. И теперь, столько лет спустя, Билл знал, что Скотт чувствует ту же обиду. Ему хотелось быть центром мира для родителей, хотелось, чтобы мамочка с папочкой всегда принадлежали только ему одному. Хотелось, чтобы они любили только его.
Телефон Билла завибрировал.
– Ладно, друг. Нам пора, – сказал Билл. – Она уже здесь.