Конечно, каждый, кто дал присягу рыцаря Грааля, должен быть готов пожертвовать жизнью, если это требовалось для спасения священной чаши. Тарик ни на мгновение не сомневался в том, что его друзья были к этому готовы, что они и в мыслях не упрекнули бы его, узнав, что прежде всего он отправился в безопасное место со святыней всех христиан.
Но разве не дал он также друзьям клятву верности и чести? Разве эти слова уже перестали быть клятвой? Неужели рыцарь Грааля должен быть таким непреклонным по отношению к себе и к своим друзьям? Неужели аббат, да и сам Господь Бог хотели, чтобы Тарик принёс им такую жертву?
Но даже если он готов следовать железным доводам разума, как в одиночку решить стоявшую перед ним задачу? Имел ли он вообще право полностью полагаться лишь на самого себя? Он находился в стране врагов. И он не мог так просто отправиться в гавань Каира или любого другого египетского портового города и сесть там на иностранный торговый корабль. После этой ночи бежать из Египта для него стало ещё труднее — по крайней мере, на корабле.
Противостоять в одиночку многочисленным опасностям, с которыми приходилось считаться, он бы не смог. Он нуждался в помощи, в мужчинах, на которых в любую минуту мог бы положиться! Ему были нужны друзья! Или же он все это просто внушил себе, потому что хотел выручить Герольта, Мориса и Мак-Айвора?
Вопросы одолевали его. Он не знал ответов на них, и каждый новый вопрос терзал его пуще прежнего. Внезапно Тарика ошеломила страшная догадка: он ещё не созрел для службы хранителя Грааля, хотя совсем недавно был уверен в обратном. Страх сделать неверный поступок сдавил его грудь.
Беспомощность и отчаяние заставили его искать утешение в молитве. Первое, что пришло ему в голову, были слова тридцатого псалма, и он начал страстно произносить их:
—
Внезапно Тарик заметил в ночном небе какое-то движение. Молитва замерла на его губах, когда он увидел птицу. Она была хорошо заметна на фоне черного неба. Птица начала снижаться и подлетать к Тарику.
В этот момент луна хорошо осветила её широкие крылья. Их перья были белы, как только что выпавший снег. Величественная птица замерла в воздухе. Она парила в какой-то сотне локтей над головой Тарика.
Трепет охватил его, когда он понял, что возникло перед его глазами.
Это был таинственный белый гриф, которого аббат Виллар назвал «Божьим оком»!
В тот же миг с Тариком произошло что-то невероятное.
Нил и его берег исчезли, будто были всего лишь гигантской картиной, которую убрали прочь. А сам Тарик почувствовал себя летящим по небу — будто грифом был он сам!
Странные, расплывчатые образы замелькали перед глазами Тарика и закружили ему голову Они полетели ему навстречу из непроглядного мрака, сменяясь как в калейдоскопе.
Неожиданно один из образов обрёл чёткость и перед глазами Тарика возник дом с отливающей золотом крышей. Подобно птице, он увидел сверху освещённый факелами огромный внутренний двор, похожий на небольшую арену. В следующий момент его взгляд проник сквозь стену, и он увидел яму, похожую на вкопанную в землю бочку. Стены этой ямы были выложены камнем, и её покрывала решётка. В этой яме лежал совершенно голый Мак-Айвор. Тарик видел его совершенно отчётливо!
Но яма быстро исчезла и уступила место другому смутному образу. Тарику казалось, что он камнем падает с высоты на крыши ночного Каира. Вот огромная река. Нил! Вот большой остров с обходными каналами, величественными дворцами и просторными садами. Он падал прямо на один из этих дворцов — совсем как хищная птица, разглядевшая на земле будущую жертву. Здание с башнями и эркерами возле самого берега стремительно неслось ему навстречу. Сейчас он разобьётся!
Странно, но Тарик не испытывал страха. И, не встретив ни малейшего сопротивления, он проник сквозь решётки, перекрытия и камни. Роскошные комнаты в глубине дворца разлетелись перед ним, как осколки горшка с греческим огнем.
И вдруг падение прекратилось. Тарик увидел забранное решётками подземелье. В нем на грязной соломе сидели два человека. Это были Герольт и Морис! Они находились так близко от Тарика, что, казалось, он мог протянуть руку и дотронуться до них! Герольт стоял на коленях и, молитвенно сложив руки, смотрел ему прямо в лицо!