Генуэзцы, заключив договор с султаном Египта, укрылись в своём огороженном крепкой стеной, похожем на крепость, квартале, и оттуда следили за отходом христиан, и как в город, убивая и грабя всех, врываются отряды сарацин. Им же, султан пообещал сохранение их жизней, жилищ и имущества.
Злоба требовала выхода, и кто-то из тамплиеров, пустил стрелу в генуэзцев, этих предателей, приспешников мусульман. Кто-то уже призывал идти на штурм их квартала – отмстить, за кровь и пожары, за гибель Акры!
Но Пьер де Севри, увёл своих воинов в Тампль.
Здесь собрались последние защитники города и много мирных жителей, бежавших в порт в надежде на спасение, но так и не нашедших мест на корабле, и собравшихся в Тампле, под защитой его стен и башен.
Но если даже укрепления Акры, не устояли перед напором сарацин, то долго ли может продержаться, один небольшой замок?
Это понимали все… И отчаяние, холодным, жутким страхом, заползало в души людские.
И здесь, к ужасу своему, среди тысяч беженцев, Густаво увидел Жюстину!
Её прекрасные, огненно-рыжие волосы с золотистым отливом, были спутанными и грязными, выбиваясь из-под капюшона, всё же, кокетливыми локонами. Лицо было в копоти и в саже, под глазами, залегли тёмные круги. Стоптанные башмачки, плетёные серебряной нитью…
Густаво, особенное внимание, почему-то, обратил именно на эти, её стоптанные башмачки.
И сердце, после леденящего ужаса, объяла волна радости!
Она жива!
Не имея возможности склониться, из-за раны в боку, и прикоснуться к ней, Густаво с нежностью и любовью смотрел на неё.
– Густаво… – ему послышалось, или действительно Жюстина, спавшая, опёршись на дородное плечо Марты, произнесла его имя?
Приковылял Самуил, неся кувшин с водой, кусок вяленого мяса, и немного муки – всё, что получали беженцы у скаредного провизора
– А где брат Лукас? – стараясь не разбудить ЕЁ, прошептал рыцарь.
Но и этого хватило, чтобы Жюстина встрепенулась и проснулась.
– Густаво!. – нежно, чарующе, проворковал её голос ото сна.
И вся она, прекрасно потягивающаяся, была такой желанной, что, вольно или невольной, повернулись лица всех сидящих рядом беженцев.
Но осеклись и отвели взор, под суровым взглядом рыцаря.
– Лукас погиб, – подобострастно, беспрестанно кланяясь, к нему кинулся Самуил, радый, что забота о женщинах, спадает с его хлипких плеч. – У монастыря рыцарей святого Иоанна, на нас напали. Не сарацины, нет… Свои же, христиане… – и обращённый в христианство еврей Самуил, заплакал. – Они хотели золота, хотели плату за проход по их улице, и благородный Лукас, отважно вступил в битву! Мне же, подхватив женщин, бросив повозки с добром, удалось бежать!
Слух Густаво, резанули эти выделенные евреем – повозки с добром. Но гнев, тотчас же сменился добротой и милостью по отношению к нему, когда Густаво понял, что именно Самуил, довёл Жюстину живой до Тампля!
А ОНА, в это время встала, подошла, и руками, ввергающими в истому и в трепет, провела по его лицу, с опаленной бородой и бровями, едва-едва, коснулась новой раны над правой бровью, и так чарующе, оглаживала его щёки…
– Брат,… – повисла тягостная пауза, и всё рыцарство замерло, под беспристрастным взором Пьера де Севри. Кого же он выберет, для исполнения важной миссии?
– Тибо Годен! – и названный подошёл, и смиренно пал на колени перед маршалом Ордена.
– Вам предстоит, – продолжал де Севри, – спасти знамя, архив, и все реликвии нашего Ордена!
Великий командор Тибо Годен пал ниц, готовый выполнить возложенную на него миссию.
– Сарацины! – донесли тревожный крик дозорные, и все защитники, встали на защиту Тампля.
20 мая, кое-как наведя порядок в собственном войске, пришлось даже казнить нескольких особо ретивых, к крепости тамплиеров подошёл султан Халил.
Он бесился, ругался и взывал к Аллаху, ведь этот проклятый город, унесший так много жизней правоверных мусульман, ещё не взят полностью! И над башней тамплиеров, этих порождений Иблиса
В безумии злобы Халил кинул на приступ своих мамлюков!.. Но они, пристыжено опуская глаза, вернулись поверженными.