Падение Эбнера Джойса

Маленький О’Грейди продолжал болтать, описывая, в каком возбужденном состоянии были другие «братцы-кролики». Они чувствовали, что в воздухе пахло жареным, они ощущали это всем своим существом. Все они хотели приложить руку к отделке банка, да и погреть руки на этом деле. Среди них был Фестус Гоуэн — он, в сущности, умел писать одни только пейзажи, но считал, что при необходимости справится с портретами и драпировками; Мордрет, который писал лишь портреты, к тому же умерших лиц, но воображал, что способен сделать неплохой пейзаж и произвести роспись помещения, если предоставится такая возможность. Были тут и Феликс Шталинский, который последнее время жил на заработок от мелких работ и полагал, что если человек может намалевать неплохую афишу, то, следовательно, он может все; и Стивен Джайлс, — он расписывал холлы и гостиные для сильных мира сего и не видел причин, почему бы ему не взлететь еще выше, занявшись украшением таких дворцов, где деньги делаются, а не тратятся.

— Впрочем, нет смысла разговаривать о нем с тобой, — прервал свою болтовню Маленький О’Грейди. — Он ушел от нас и примкнул к вашей братии.

— Надеюсь, ты со своими друзьями не считаешь, что... — начал было Дилл.

— Он ренегат, — объявил Маленький О’Грейди. — Однако это не имеет значения. Мы любим его по-прежнему. Когда-нибудь он сочтет за честь возвратиться к нам в «Крольчатник». Мы не будем возражать. Мы примем его и поделимся с ним последними крохами. — От избытка энергии Маленький О’Грейди снова задрыгал ногами. — Что ж, его комната внизу пустовала недолго. Туда перебрался Гоуэн, а в его комнату позавчера въехал новый жилец, так что старина Иезекииль в конце концов потерял на квартирной плате лишь около четырнадцати долларов. Этот парень уже написал на двери свое имя — Игнас Пр... Пр... Одним словом, на букву П. Он варит чертовски крепкий кофе, судя по запаху, и время от времени бренчит на этой... как ее... мандолине. Говорят, он здорово пишет — из тех, кто прошел добрую, старую выучку.

— А Гоуэн что-нибудь придумал?

— Он спит и видит груды золота в банковских сейфах. Да и мы тоже. Все мечтают побыстрее добраться до золота. Ну, скажи, разве это не замечательно — работать для банка, а? Не для каких-то там ветреных, взбалмошных красоток, не знающих, чего они хотят, а для уравновешенных и солидных бизнесменов, которые заключат приличный контракт и выполнят его условия. От них не услышишь: «Знаете, моей дочери не совсем нравится вот это!» или: «Я возьму ваши эскизы домой посоветоваться с мужем», а потом так и не скажут, что муж посоветовал. В общем, деньги верные, и платят они аккуратно. Четверть суммы мы получим, скажем, по представлении общего проекта отделки, вторую четверть — как только приступим к работе... Да, сэр! Я чувствую себя так, словно мне уже каждый день обеспечено на обед жаркое!

VI

— Раз так, то я могу сказать, что нам нужен именно такой человек, как он, — заметил Роско Орландо Гиббонс. — Во всяком случае, он подсказал нам, как следует приступить к делу.

Джеремия Макналти отодвинул от своего собеседника бумаги, в которые тот рассеянно тыкал пухлым пальцем, и почесал подбородок.

— Надеюсь, он произвел на вас неплохое впечатление? — спросил Роско Орландо, наклоняясь над письменным столом Макналти. — На меня — да. Мне показалось, что в нем есть какая-то искра, что он не пустой человек и, думаю, заслуживает доверия — не то, что другие. Вы же знаете — эти художники и вообще... вечно у них какие-то странности, — они всегда рассеянны, легкомысленны. Никогда не угадаешь, как к ним подойти. С ними нельзя вести переговоры как с уравновешенными и здравомыслящими деловыми людьми. Честное слово, я слышал о них такие истории... Возьмите, например, Уистли — так это просто испорченный ребенок — капризный и упрямый. А сколько пережил мой шурин из-за портрета, который писал с него тот швед! Так что к ним нужно относиться терпеливо и снисходительно. Ну, а Дилдл...

Роско Орландо Гиббонс замолчал и погладил свои седеющие бакенбарды, ожидая, что Джеремия наконец-то скажет что-нибудь.