Падение Эбнера Джойса

И вот молодой человек здесь, футах в пятидесяти от нее, и она отчетливо видит, как пульсирует кровь в жилах на его руках, и, казалось, слышит, как мысли, словно часы, тикают в его мозгу. О, как они тикают, звенят, щелкают, дребезжат и грохочут — настоящая фабрика, поистине кузница мыслей! На Пресиозу это производило сильное впечатление, ибо за всю жизнь у нее не появилось в голове и десятка идей и она редко общалась с людьми, наделенными интеллектом и богатым воображением. «Нет ничего удивительного, что он так загорелся. Правда, все получилось очень неожиданно, даже я сама этого не заметила. Боюсь, что я и в самом деле жестокая девушка», — самодовольно подумала Пресиоза и снова начала наблюдать за жалкими выходками «комиков».

В последние дни у Пресиозы вдруг проснулся интерес к поездам. Если ее что-нибудь задерживало на железнодорожном переезде, она ловила себя на том, что смотрит на локомотив, пытаясь разглядеть в будке даму в синем хитоне. Затем она начала проявлять беспокойство при виде телеграфных столбов: у нее появилась привычка то и дело поглядывать вверх в надежде увидеть на них купидонов, и несколько раз ей показалось, что ожидания не обманули ее. В довершение всего она стала терять аппетит при виде фирменных бланков для деловой корреспонденции, что тут и там валялись в доме. Над графой для даты были изображены высокие трубы отцовского предприятия («Оконные переплеты и жалюзи»), у основания которых Пресиозе чудилась женская фигура в греческом одеянии, восседающая на зубчатом колесе.

«Так нельзя, — сказала себе Пресиоза. — Ведь я даже не знаю его имени! Почему я была такой невнимательной?»

Она не знала его имени, но это не мешало ей думать и даже говорить о нем. Когда Вирджилия Джеффрис вызвала ее на разговор, Пресиоза не смогла, да и не захотела остановиться: уж такого удовольствия она лишать себя не станет!

Пресиоза была гордостью и надеждой семейства Макналти, особенно своей матери. Сия честолюбивая дама долго жила в неизвестности — пусть в роскоши и довольстве, но все же в неизвестности, и вот теперь ей надоела неизвестность — она взбунтовалась и жаждала перемен. Вся ее высокая, сухая фигура дышала желанием обратить на себя внимание; каждая черточка ее худого, энергичного лица с большими глазами выдавала неукротимое стремление блистать. Она понимала, что только Пресиоза может поднять их семью на ту высоту, где они все засверкают в ярких лучах «высшего общества». Дедушка души не чаял в своей внучке, но он так и не смог позабыть, что некогда был молодым, здоровым ирландским парнем — настоящим неотесанным мужланом. Он питал прискорбную привязанность к старомодной обуви, сохранил раздражающую манеру снимать за столом пиджак, когда ему вздумается, и не утратил хотя и не слишком заметное, но все же ирландское произношение, как ни бились над тем, чтобы избавить его от этого недостатка. Отец Пресиозы думал только о жалюзи, рамах и панелях, и стремление жены войти в общество не встречало у него ни малейшего сочувствия, — пожалуй, он и не верил, что она действительно стремится к этому. Их сын был еще очень молод, да и какая польза от мальчика, а она сама слишком поздно начала приобщаться к светской жизни, держалась слишком натянуто и застенчиво; в обществе она робела и отнюдь не льстила себя надеждой, что сможет когда-нибудь — даже при самых благоприятных обстоятельствах — легко и непринужденно общаться с дамами, чьи имена так часто упоминались в газетах. Она могла бы стать компаньонкой, статисткой, но солистки из нее не выйдет.

Оставалась только Пресиоза. Но Пресиозы было вполне достаточно. Вот почему девочку начали до срока вывозить в свет. Ее заставляли фехтовать в Атлетической ассоциации молодых леди, где бывали и девицы Гиббонс, и это занятие доставляло Пресиозе удовольствие. Ее заставляли посещать клуб «Наукофилов», где блистала Вирджилия Джеффрис, и принимать участие в дебатах, — это занятие не доставляло Пресиозе никакого удовольствия. Затем она стала бывать на музыкальных и драматических утренниках в «Храме Искусств», где нашла много нового и любопытного для себя и завязала несколько полезных знакомств. «Весной, — заявила ее неутомимая мамаша, — мы запишемся в клуб любителей гольфа, и тогда дело пойдет на лад».

Однако дела уже шли на лад. Самый красивый и самый юный цветок фамильного древа раскрывался под мягким ветерком пробуждающегося чувства совершенно независимо от безрассудной привязанности старого, искривленного корня, от безразличия крепкого ствола и от озабоченного шелеста листвы. Цветок осматривался по сторонам и поглядывал вниз, словно его манил естественный здоровый аромат простой и милой земли, хотя, кажется, не той, что бывает на площадках для игры в гольф.

Пресиоза собиралась вернуться на землю.

— Что ж это такое? — повторяла она. — Я даже не знаю его имени!

VIII

Когда Игнасу Прочнову удалось переехать в «Крольчатник», он мысленно поздравил себя с тем, что сделал заметный шаг вперед на пути к успеху.