Туллий вышел и стал наблюдать за тем, как сенаторский паланкин с четырьмя рабами все дальше и дальше отдаляется. После чего подошел к фонтану, умыл лицо, попил воды и сел рядом. В знойный день приятно было освежиться. Ничего не хотелось делать, голова все еще побаливала и чувство жажды не проходило. Домой тоже не хотелось идти, так как видеть упрекающие взоры приемных родителей ему не хотелось, равно как и оправдываться перед Корнелией за проигранный финал. Что же делать? И Флавий решил вернуться к Авлу. А тот все еще лежал на софе в своем зеленом шатре.
– Ааа, божественный Туллий вернулся. – протянул сын префекта.
– Божественный? – переспросил Флавий.
– О, да, лицо ребенка, тело юноши, шрамы старого воина, а сексуальность опытного любовника. Кто же твои настоящие родители, Зевс и Гера?
– Я не знаю.
– И не хочешь знать, верно?
– Хочу… возможно… как бы там ни было, их нет в живых, иначе я бы сразу бросился на их поиски.
– Это и понятно. Кстати, до чего вы договорились с моим тестем?
– Ты помнишь правила, это секрет уже.
– Я имею ввиду, когда ты покинешь наш город?
– Через две-три недели. Где-то так.
– Отлично. А почему домой не идешь?
– Нет желания.
– Понимаю, они явно поймут, чем ты занимался всю ночь. – и он рассмеялся.
– Мне не до смеха.
– Неужели? Кстати говоря, я и сам тебя собирался искать сегодня.
– Да? Зачем?
– Я тут подумал, а ты не хочешь пожить эту пару недель у меня? Каждую ночь будет море разврата, тебе понравится.
– Я не должен расслабляться так… – ответил он, но глаза его заблестели.
– Да брось, с тобой будет твоя красавица. Все мои рабыни – твои, и сможешь выбирать, как и с кем, и в каком количестве.
– И сколько это стоить будет? Мое питание и ночлег?
– Обижаешь, друг! Мне ничего от тебя не надо, лишь приятная компания.
– Тогда я пойду домой, соберу вещи и предупрежу… эм… родных.
– Увидимся у меня вечером.
Глава V
Туллий вернулся на ферму. Клитуса не было дома, Цецилия занималась грядками, а Корнелия сидела в своей кубикуле и плакала. Флавий навестил ее.
– О, мой брат вернулся. – съязвила она. – Всю ночь я не спала и плакала, в то время как ты веселился и развлекался. Сколько простибул было у тебя?
– Корнелия, прошу тебя…
– О чем ты меня просишь? Просишь простить, как поддался в финале, лишь бы Маний выиграл и получил свой трофей? Или простить, как ты меня обманывал насчет быть твоей императрицей? Я думала, что ты любишь меня, а на деле ты оказался бессердечным, расчетливым и хладнокровным плебеем. Ой, нет, ты же патриций, точь-в-точь как твой дядя император Домициан. Может быть вы родные братья? Много сходства нахожу.
– Это уже слишком.
– Убирайся из моей кубикулы! Будь проклят тот день, когда я влюбилась в тебя.
Туллий побрел в свою кубикулу собирать вещи, в сундуке лежал свиток с печатью, который он аккуратно уложил в серую тунику и замотал его, туда же положил и кремену. Все вещи упаковал в мешок и вышел на огород к Цецилии.
– Явился, наконец. – зло выговорила она. – Проголодался видать.
– Вообще-то нет. Когда придет Клитус? Мне нужно с вами серьезно поговорить.
– О чем это? – замерла она.
– Я все всем сразу расскажу.
– Ближе к вечеру. Придется подождать. Я сейчас обед накрою.
Поел он сам, Корнелия так со своей кубикулы не выходила, а Цецилия была сыта. Лишь с сумерками вернулся Клитус и поспешил в триклиний[23]
. Цецилия подала ему пшеничную кашу с мясом и хлеб, и он жадно смаковал еду. Появился Туллий. Клитус сделал вид, что не видит его.– У меня есть важный разговор к вам. – начал было Флавий.
– Да неужели!? – проговорил Клитус, все также не глядя на юношу.
– Я ухожу, покидаю вас, пришло время.
– Что тут скажешь, удачи.
– В первую очередь я хочу поблагодарить за все то, что вы для меня сделали. Благодаря вам я жив, здоров и ваша семья стала для меня родной, здесь я чувствую себя как дома. Но, сейчас, всем вам грозит опасность, я начинаю борьбу против Домициана, а это угроза вашей жизни. Следовательно, вы должны покинуть ферму.
– Ты так шутишь, да? – уже посмотрел ему в глаза Клитус. – Нам не будет больше грозить опасность, и никто на нас не нападет. С твоим уходом жизнь наша опять наладится. Ты не христианин, ты ведешь себя как язычник. У тебя психология раба, что прикажут, то и сделаешь, куда позовут, туда и пойдешь. В тебе нет стержня, духовного стержня. Этот христианский стержень был в императоре Тите. Я имел честь лично познакомиться с этим великим человеком. Мы с Цецилей были приглашены во дворец к императору, где он, будучи повелителем мира, отнесся к нам как к равным. Он настолько расположил к себе, что я ему признался даже в христианстве.
– И что же Тит?