Падение Флавиев

– Нет, – ответил Луций. – точно нет. Я знаю, как выглядит префект.

– Но это был явно патриций. – вмешался Маний. – Один паланкин стоит целого состояния.

– Да не важно. – сурово произнес Туллий. – Выждем, когда голоса на вилле стихнут и вперед.

Была уже глубокая ночь и Туллий решил действовать. Он опять залез по плющу на забор и за ним последовал Маний. Луций остался на страже улицы. Маний залег на заборе, чтобы следить за виллой. В случае опасности он должен был свиснуть, тем самым предупредить Флавия. Сам же Туллий спрыгнул с забора на территорию виллы и стал красться к самому зданию, а именно к интересующему его левому крылу. Было довольно тихо и спокойно кругом. Он без труда приоткрыл дверь и оказался внутри. «Где же вся охрана? – подумал Туллий. – Неужели спит?» Он спустился по лестнице и оказался в подвальном помещении, где дремал старый страж в углу на табурете. Кругом же были клетки со спящими мужчинами-рабами и гладиаторами. Среди них не было ни одной рабыни. «Не то место! – мысленно разозлился Туллий и быстро покинул этот подвал. – Надо идти в правое крыло». Он тихонько миновал атрий[11] и стал на цыпочках красться по коридору в другой конец виллы. Перед экусом[12] слева Туллий услышал голоса и остановился. Лишь краем глаза он заглянул туда и обнаружил десять стражников, которые не спали, а играли в кости. Правда, никто не шумел, не кричал, не ругался, а общались шепотом. Все были увлечены игрой и даже не заметили, как мимо них проскочил какой-то силуэт. Туллий, успешно миновав их, вздохнул и пошел дальше. На этот раз уже справа был таблин[13], где тоже слышны были голоса, однако намного меньше, всего три. Двери были двустворчатые, украшенные накладками из металла и слегка приоткрыты. Для Туллия не составило труда легко их миновать, когда вдруг он замер, услышав, о чем именно они говорят.

– Я не понимаю, сенатор… – голос сына префекта. – а при чем тут вообще император Домициан к Титу Флавию?

– Сынок! – глухой немолодой голос. – Во-первых, он не Тит Флавий, а император тоже. Во-вторых, я говорю про то, о чем судачит не только сенат, но и весь Рим.

– То есть, все считают, что император Домициан отравил своего брата Тита, чтобы поскорее занять его трон!?

– Да! И небезосновательно, ведь император Тит умер совсем молодым и здоровым. Он был настоящим человеком, истинным римлянином, воином и военачальником, а тут вдруг внезапно заболел и быстро умер. Всегда надо задавать вопрос в таком случае, а кому выгодна была его смерть?

– Да кому угодно, тем же иудеям, например. Отомстили за Иерусалим и Храм Соломонов.

– Ты серьезно так думаешь? Они проникли во дворец императора и отравили его? Или подкупили преторианцев?

– Сенатор… – вмешался третий голос.

– О боги, называйте меня по имени, что вы ведете себя, как чужие люди? Или ты хочешь, чтобы я тоже тебя называл только лишь префектом?

– Нет, Гней Юний Сервий, что ты! Но, возвращаясь к теме, Тит Флавий, конечно же, был императором, причем всеми уважаемым, тут никто не спорит, но сейчас времена поменялись и у нас лишь один император – это Цезарь Домициан и обвинять без доказательств нашего божественного повелителя было бы глупостью.

– Ты знаешь легенду этого города, Клавдий? – спросил сенатор.

– Какую? Их много.

– Таренту почти столько же лет, как и Риму. Еще при Великой Греции он стал одним из наиболее богатых, многолюдных и могущественных полисов. Но, три столетия назад, именно Тарент спровоцировал Пиррову войну против Рима и поплатился за это…

– Кстати, македонский царь Пирр был вторым, после Александра Великого, величайшим полководцем в истории, как утверждал историк Тит Ливий. – перебил сенатора Авл.

– Да, но я так не считаю, ведь в отличии от Александра Македонского, у Пирра были проигранные битвы, в конце концов он был убит во время очередной войны. – строго ответил Гней Сервий. – Но я говорил не о Пирре, а о том, как Тарент вначале завелся с Римом, а потом вынужден был капитулировать перед ним, позабыв о главном, что этот греческий город должен был стоять до конца, а не требовать от Пирра продолжения войны с Римом. Практически, это ознаменовало начало заката Греции, которая уже не могла защищать свои провинции и начало рассвета Римской Республики.

– К чему ты клонишь, друг мой, позволь спросить? – поинтересовался префект Клавдий.