Падение империи

— Тебя заставят, — гневно крикнул король. — Мы сумеем развязать язык изменнику…

Презрительная усмешка мелькнула на лице Цетегуса.

— Заставить меня никто не может, государь… В твоей власти только одно: приказать умертвить меня на основании простого подозрения… по первому капризу… Это ты можешь сделать, и это не удивит ни меня, ни римлян… Мы давно уже знаем, чего можно ждать от справедливости готов…

— Не касайся справедливости, — сверкнув глазами, произнес Аталарих. — Она будет твоим худшим врагом… Но все же на недостаток справедливости тебе жаловаться не придется. Мы сами разберем твое дело… Выбирай себе защитника. Это право каждого обвиняемого в измене и предательстве.

— Я защищаюсь сам, государь… Но я имею право знать имена обвинителей и спросить, в чем моя вина?

— Твой обвинитель здесь, — холодно ответил король. — Он сам объявит твою вину.

Зеленый занавес раздвинулся, и перед Цетегусом встал высокий, стройный германский воин, в полном вооружении.

— Тейя… — прошептал префект Рима, чувствуя, как ненависть и еще что-то, похожее на страх, внезапно сжало его сердце, мешая дышать свободно и заставляя опустить глаза перед прекрасным, холодным и бесстрастным, как смерть, лицом Тейи.

Ледяным голосом произнес обвинитель свою речь, не спуская пронизывающих черных глав с побелевшего лица римлянина.

— Я, Тейя, сын графа Тагила, обвиняю тебя, Цетегус Сезариус, в измене королю готов, императору италийскому, которому ты клялся служить верой и правдой, принимая от него звание префекта Рима… Я обвиняю тебя в сношениях с явными врагами готов и заведомо опасными заговорщиками. Обвиняю тебя в том, что ты скрываешь в своем доме изменника Альбинуса, государственного преступника, уличенного в намерении погубить готов и их монарха… За одно это преступление ты подлежишь позорной казни… Но ты не ограничиваешься этим… Ты замышляешь продать Рим византийскому императору…

Точно капли расплавленного свинца, падали на сердце Цетегуса слова его обвинителя. Префект Рима внезапно увидел погибель всех своих планов. Тщетно отыскивал его гибкий ум возможность увернуться от грозной опасности, пока вдруг в ушах его не раздались слова: «Ты замышляешь продать Рим византийскому императору…»

— Никогда не хотел я ничего подобного… — с энергией искренности вскричал железный честолюбец, чувствуя, что в его голосе звучит правда, заставившая облегченно вздохнуть Амаласунту и Кассиодора.

— Следовательно, ты отрицаешь факт измены? — спросил Аталарих.

— Я требую доказательств обвинений, в<>зведен-ных на меня, — мрачно отвечал Цетегус. — Донос еще не доказательства… Слова не улики…

— Я сам видел Альбинуса входящим и выходящим из твоего сада, префект Рима… Изменник Альбинус был закутан в темный плащ, но внезапный порыв ветра раздвинул полы этой одежды и, при свете полной луны, я узнал негодяя, уличенного в измене…

— Давно ли мой соратник, храбрый военачальник готского гарнизона, исполняет роль ночного соглядатая и шпионит за мной? — саркастически промолвил Цетегус, пытаясь скрыть свое беспокойство под язвительной насмешкой.

— С тех пор, как злая судьба готов дала мне в товарищи изменника и предателя… Тебя, Цетегус Сезариус… — все с тем же ледяным спокойствием ответил Тейя. Прекрасное и мрачное лицо его осталось неподвижным при слове «шпионит». Неумолимый и холодный, как сама судьба, он продолжал свою обвинительную речь.

— Хотя Альбинусу удалось скрыться, проходя мимо церкви Святого Себастьяна, он выронил из-под плаща записку… Вот она, государь… Это перечисление нескольких имен римских патрициев, с пометками, написанными условным шифром.

Аталарих медленно развернул поданный ему Тейей кусок пергамента и прочел во всеуслышанье.

— Вот имена… Сильверий, Цетегус, Люциний, Сцевола, Кальпурний, Помпоний… Остальные иероглифы, которые ты постараешься разобрать, Кассиодор… Можешь ли ты, граф Тейя, клятвенно подтвердить, что ускользнувший от тебя человек был именно Альбинус?

— Да, государь. Подтверждаю…

— Что ты скажешь теперь, Цетегус?.. Граф Тейя — свободный и незапятнанный гражданин латинской империи, и клятва его является неоспоримым доказательством.

— Я отвергаю это, государь… Тейю, сына графа Тотиллы, я не могу признать равноправным гражданином. Государь, его родители живут в преступной связи, проклятой святой церковью и не признанной римским правом… Слова сына прелюбодеяния не могут быть признаны достаточным доказательством для обвинения благородного римского патриция…

Ропот негодования пронесся по комнате. Присутствующие готы невольно взялись за мечи.

Бледное лицо Тейи стало еще бледней, но голос его звучал все так же холодно и спокойно.

— В таком случае я призываю тебя к суду Божьему, Цетегус Сезариус. Ты носишь меч, так же как и я… Пусть же меч решит, кто из нас лжет перед Богом и государем.