Падение империи

«О, если бы ты знал, какое счастье иметь друга… Какие блаженные дни мы проводим в бесконечных разговорах, любуясь волшебно прекрасными окрестностями Неаполя, упиваясь благоуханием роз и акаций, и уносясь на быстрой лодке в лиловую даль лунной ночи… Но, прости… Я вспоминаю, что все еще не рассказал тебе, каким почти чудесным образом нашел я своего друга, брата души моей… Это было на другой день моего приезда в Неаполь. Грустный и скучный, как всегда, бродил я по улицам богатого города. Внимание мое привлекла выставка статуй, среди которых находились два-три произведения, достойные резца Праксителя. Я любовался прекрасным Юпитером, напоминавшим мне тебя, отец мой и благодетель. В его лице ясно выражено олимпийское спокойствие и неземное величие, кажущееся на первый взгляд холодностью. Но мне ли не знать, сколько великодушия живет в твоем сердце… Итак, пока я любовался Юпитером, на меня внезапно набросился старик с растрепанными седыми кудрями, в платье, сплошь покрытом белой пылью, и с каким-то острым орудием в руках… Поллукс, мой Поллукс… — закричал он, хватая меня за плечо… — Наконец-то я нашел тебя…» Я отшатнулся, полагая, что имею дело с сумасшедшим. Но загадка скоро разъяснилась: старик оказался знаменитым ваятелем Ксенархом, имя которого тебе, конечно, известно. Он рассказал мне, что город Неаполь заказал ему группу Диоскуров, но он все еще не может исполнить заказ из-за отсутствия модели для одного из божественных близнецов. Кастора Ксе-нарху удалось найти. Но несравненно трудней оказалось подыскать модель для Поллукса. Братья прекрасной Елены, и близнецы к тому же, естественно должны походить друг на друга, но сходство это не может быть простым повторением… Ксенарх уверил меня, что я вполне отвечаю его идеалу, и со слезами умолял служить ему моделью. Признаюсь, дорогой воспитатель, я не слишком охотно обещал ваятелю прийти на другой день для того, чтобы познакомиться с его Кастором. Но как было отказать в такой, в сущности пустой, услуге плачущему старику, пользующемуся уважением всего города… Я согласился, и судьба вознаградила меня… с безумной щедростью, послав мне друга, брата, второе «я»…

Когда я увидел Кастора, я чуть не вскрикнул… Да, Ксенарх был прав, мы настоящие Диоскуры, братья-близнецы, по душе, если не по крови. Даже сходство между нами действительно есть, сходство поразительное, при всем различии. Да это и естественно. Я римлян, — он германец…»

— Этого только не доставало, — уже с явной досадой произнес Цетегус.

«Ты, может быть, слыхал его имя, имя прекраснейшего готского юноши: Тотилла…»

Рука Цетегуса опустилась… Он закрыл глаза на мгновение. Затем он продолжал чтение, только на лице его не осталось и следа того выражения, с которым он распечатывал письмо.