Падение империи

Молодой невольник искусно сбил гипсовую корку серебряным молоточком, затем бронзовыми щипцами вытащил пробку, сделанную из пальмовых волокон, и наконец осторожно наклонил амфору и выплеснул из нее слой масла, преграждавшего доступ воздуха. Теперь только наполнил он кубки, выточенные из цельных кусков янтаря и выбранные Цетегусом для таинственного напитка.

С любопытством поднесли присутствующие свои кубки к губам. Едва только густое желтоватое вино наполнило сосуды, как дивное благоухание распространилось по всей комнате.

— Божественный напиток, — вскрикнул Бальбус. — Цетегус, признайся, не у царицы ли подземного царства, Прозерпины, похитил ты его?

— Об этом вине я не имею понятия, — произнес Каллистрат, отпив маленький глоток, как подобает знатоку и ценителю.

— И я… И я… — в один голос подтвердили братья Люцинии.

— Я тоже, — заметил Пино. — Но мне и не интересно знать источник моего наслаждения. Несравненно важней использовать его до конца… этой маленькой амфоры.

— Берегись, Пино, — произнес Массурий, осторожно допивающий свой кубок. — Этот напиток — что-то вроде жидкого огня… После двух кубков ты запоешь не хуже Анакреона.

— Цетегус… Друг и благодетель. Признайся, откуда ты достал этот божественный напиток? — восторженно вскрикнул Бальбус, протягивая Сифаксу опорожненный кубок. — Для меня он загадка, но загадка вкуснейшая…

— Итак, никто из вас не знает этого вина? — спросил префект, улыбаясь успеху своего сюрприза.

— Никто, — сознался Каллистрат. — Разве ты, Фурий Агалла? — обратился он к своему соседу слева. — Ты мореплаватель, изъездивший весь мир, быть может, и встречал где-либо источник этого дивного напитка.

— Да. Я знаю это вино, — коротко и. решительно ответил молчавший до сих пор тридцатипятилетний брюнет с оригинальным светлокоричневым цветом лица, глубоко впавшими огненными глазами и короткой курчавой черной бородкой, обстриженной по-восточному. Одет он был чрезвычайно просто, в белую тунику азиатского покроя, и только громадная ценность изумрудной пряжки, придерживавшей белый шелковый плащ, говорила о его богатстве.

Каллистрат громко рассмеялся.

— Я так и знал… Два великих путешественника встретились у меня сегодня, и ничего нет мудреного в том, что им известны одни и те же тайны… Но, Цетегус, прости меня… Называя тебе имена моих гостей, я, кажется, позабыл, что ты и Фурий Агалла не знаете друг друга?

— Я знаю префекта Рима, — все так же коротко ответил молчаливый собеседник, с легким акцентом, выдающим чужеземца.

Цетегус внимательно взглянул на этого человека, в чертах которого было что-то особенное. Его нельзя было спутать с другими. И Цетегусу, понимающему людей, захотелось иметь своим союзником и почитателем этого молчаливого иностранца. Он обещал себе быть с ним особенно любезным.

— Признаюсь, ты удивил меня, Фурий Агалла… Я не ожидал, чтобы кто-либо из римлян мог выиграть у меня этот заклад.

Каллистрат снова засмеялся.

— А я сейчас поясню тебе причину твоей ошибки, Цетегус… Во-первых, ты принял моего друга за римлянина, а во-вторых, за обыкновенного человека. Он же, во-первых, принадлежит к таинственной породе людей, населяющих никому не ведомый остров Корсику, где столько же огнедышащих гор, как и огнедышащих людей, из коих первым имею честь тебе представить моего соседа… Во-вторых, Фурий Агалла не чета нам, смирным и оседлым; людям, считающим великим подвигом путешествие из Коринфа в Рим, или из Рима в Равенну. Друг Фурий изъездил весь свет, и чуть ли не открыл новый путь в Индию… Недаром он владелец целого флота, круглый год странствующего с товарами по всем морям Европы, Азии и Африки. Поэтому и сам Агалла появляется в Риме так же редко, случайно и кратковременно, как метеоры, низвергающиеся из неведомых заоблачных высот. Правда, у нашего метеора есть дивная вилла на берегу Тибра, но таких у него штук двести… Кажется, нет страны и города, в котором бы мой друг не обладал поместьями или дворцами, не считая сотни тысяч невольников, безмерного богатства и…

— И безмерно болтливого друга, — по обыкновению коротко перебил красивый корсиканец. — Очевидно, Каллистрат желает сделать меня смешным в твоих глазах, префект. Но я надеюсь, ты не поставишь мне в вину его преувеличения…

С очаровательной любезностью Цетегус протянул руку корсиканцу.

— Ты не из тех людей, чей авторитет определяется богатством. Твое значение другого рода… Оно написано на твоем лице, Фурий Агалла… Я рад, что узнал тебя, и охотно плачу за это удовольствие таким пустяком, как амфора вина.

— Я протестую, — крикнул Бальбус, разобравший только последние слова. — Доброе вино никой не пустяк, такое же, как этот нектар, положительно бесценно…

— Позвольте, однако, друзья мои, — заметил Пино. — Если Фурий Агалла знает название этого вина, этого таинственного нектара, то он должен сообщить нам, откуда его можно получить.

— Нет, друг Пкно, — отозвался Цетегус. — Твоя надежда неисполнима. Если этот благородный корсиканец в самом деле пил это вино, то, конечно, в том же погребе, что и я…

— …Ты, — докончил Агалла равнодушно. — Ибо другого нет и быть не может.