Падение Левиафана

Война будет продолжаться. Строители врат-колец меняют форму – от примитивных биолюминисцирующих морских улиток к ангелам из света, потом к миллионотелому единомыслящему улью из почти безволосых приматов. Темные сущности из врат и из-за пределов вселенной почесываются, ворочаются и расправляются со вторгшейся в их реальность болезнью. Может быть, однажды кто-то победит в этой войне. Или она будет продолжаться вечно. В любом случае то, что Джим называет человечеством, не сохранится. Не станет первых поцелуев, не станет молитв. Не станет ревности, самопознания, эгоизма и любви. Их разберут и пересоберут заново, как тела на Эросе. Что-то останется, но это будут уже не они.

Наоми он нашел в каюте, в свежем спортивном костюме. От нее пахло чистой водой и мылом. Включенный экран высвечивал на ее лице морщинки – и грустные, и смешливые. Она красива, да, но она ведь всегда была красива. Молодыми они были красивы просто красотой молодости. Только в старости становится видно, какая красота долговечна.

Она прищурилась на него и рассмеялась.

– Ну что ты?

– Просто залюбовался.

– Не может быть, чтобы тебе в такое время пришла охота!

– Ты мне будешь говорить, чего не может быть? – Он придвинулся к ней и накрыл ладонями ее руки. – В этот раз нам не выбраться, да?

– Не вижу способа. Да.

Они помолчали. Джим чувствовал, как поступает к нему и омывает огромная волна покоя. Впервые с тех пор, как стал пленником на «Медине», он был совершенно свободен. Он потянулся, и это в самом деле было хорошо.

– Ты – главное в моей жизни, – сказал он. – Знать тебя, просыпаться рядом с тобой – это самое осмысленное, что я делал. И я охрененно благодарен, что у меня это было. Как подумаю, что мы запросто могли бы разминуться, даже не представляю, как бы я жил. – Джим…

Он махнул ей – попросил еще несколько секунд, чтобы договорить.

– Я знаю, некоторые мои решения тебе дорого обходились. Есть у меня привычка лезть в разные дела, едва покажется, что их надо сделать. Они лишали меня возможности оставаться с тобой, и всегда это был мой выбор. Когда я шел на «Агату Кинг». Когда включал тревогу на «Медине». Когда добирался к той «пуле» на Илосе. Возвращался на станцию Эрос выяснять, что там происходит. Каждый раз, рискуя, я уверял себя, что это нормально, потому что рискую только собой. Но я рисковал и тем, что важно для тебя, а как я благодарен, что был для тебя чем-то важным! Я это совсем не шутя говорю.

Она выключила экран и сжала его руку.

– Ты замечательный. Ты всегда был замечательным. Благоразумным не всегда, а замечательным всегда. Да, я заплатила за то, что позволила такому безрассудному упрямцу так много для меня значить. Но я бы и снова это сделала.

Он не знал, кто из них первым двинулся, только они крепко обнялись. Он просунул руку ей под локоть. Она склонила голову, прижалась щекой к его щеке. Он уперся подбородком ей в макушку – не часто ему это удавалось при ее росте. От ее первого тихого всхлипа вздрогнули оба, а потом от его всхлипа. Они тихонько плыли по каюте – по своему дому. Джиму чудилось, что другие сознания слетаются к этой минуте, как насекомые на феромоны, но он не обращал на них внимания. Не до них, когда она с ним.

Через какое-то время – минуты или часы – они выплакались и теперь вместе молчали. Наоми чуть распрямилась, подняла голову. Их губы тихонько соприкоснулись, в поцелуе был лишь легчайший намек на голод юности.

– Что ты задумал? Что бы ни было, – шепнула она, – подожди, пока я засну.

Джим кивнул, и она в темноте прижалась к нему. Он считал свои вдохи – до ста и обратно, пока ее дыхание стало глубоким, и еще до ста – дал уснуть покрепче, чтобы не разбудить, уходя. Она вздрогнула и тихонько захрапела. Он осторожно высвободился, протянул руку – стукнуть пальцем по стене – и отлетел к двери. Открыл ее как можно тише и закрыл за собой без щелчка.

Где-то на нижней палубе радостно гавкала Ондатра. Он слышал хрипловатый голос Амоса, но слов не разбирал. Корабль тихонько поскрипывал, нагреваясь и сбрасывая тепло. Где-то спал Алекс – или смотрел свои неонуарные фильмы, или мучился виной перед Китом и Жизель. Где-то грызла себя Тереза, эту мучило разочарование и подростковое смятение чувств. Бобби Драпер здесь не было и уже не будет. Кларисса Мао тоже ушла, но обе оставили свой след в корабле и его людях. На миг ему привиделась рядом Крисьен Авасарала: скрестила руки и улыбнулась одновременно насмешливо и утешительно. «Какого хрена, прямо конец смены в летнем лагере. Сколько ты еще намерен рыдать и обниматься?»

В медотсеке он взял пакет первой помощи в красной керамической коробке, сунул под мышку. Погладил автодок, как приятеля, с которым прощаешься неизвестно на сколько.

Шлюз был открыт, и Джим смог перейти на «Сокол», не привлекая особого внимания. Лаконцы неплохо научились притворяться, что его здесь нет, а его статус, во-первых, гостя Элви и, во-вторых, любовника вождя сопротивления обеспечил ему место в их устоявшейся иерархии. Раз идет с таким видом, будто знает куда, значит, знает. Он словно обернулся невидимкой.