Падение (СИ)

Ее лицо до сих пор стоит передо мной. Вспыхнувшие огнем жгучей обиды глаза, кажется, будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь, немым укором следуя по пятам. То, как она сжалась от моих слов, словно я полоснул ее острым лезвием клинка, и безжалостно прокрутив его в ее теле, вогнал поглубже в сердце. Когда-нибудь ее боль утихнет, когда-то она сама найдет правильные слова, чтобы оправдать мой поступок. Ведь в этом вся Маша: в своей неуемной любви к окружающим, в попытках их обелить, выгородить и найти в себе силы на, казалось бы, невозможное, прощение. Еще тогда, когда она неловко краснела под моим взглядом, пытаясь выгородить своего парня, придумывая отговорки, чтобы он не выглядел в моих глазах жалким, я понял, что эта девушка не такая, как все. В ней слишком много доброты, слишком много нерастраченной ласки, которую она стремиться дарить каждому, кто, по ее мнению, этого заслуживает. Я не имел права, так с ней поступать, не должен был давать повод вдруг усомниться в том, что был достоин ее любви. Я обещал оберегать и делать счастливой, а вместо этого жестоко разрушил ее жизнь.

— Ну, здравствуй, Андрей, — улыбаясь, появляется мой крестный, с интересом разглядывая кабинет. — Вот значит где заседают важные начальники, — смеется, пожимая протянутую мной ладонь.

— Ну, не такой я и важный, дядь Дим, — отвечаю ему, вновь устраиваясь в своем кресле.

— Ну, не скажи. Гляжу и секретаршей обзавелся, — кивает он в сторону приёмной, где с недавних пор располагается стол моей помощницы.

— Это вынужденная мера, уже не успеваю принимать звонки сам.

— Вот ведь вымахал, а? Только вчера в песочнице с Петькой куличи делал, а уже собственным бизнесом обзавелся!

— Да, уж! Время летит! Как он там, кстати? Жениться еще не надумал?

— Брось, это больная тема для моего старого сердца. Ему уже тридцать семь, а внуков не предвидеться! Хоть самому ему невесту ищи! После завтра должен приехать, решил меня проведать.

— Успеется, так что еще потискаешь его детей, — спешу его успокоить.

— Дай, Бог! Я что пришел-то, Маша на днях звонила…

Я чувствую, как сердце ускоряет свой ритм, от одного звука ее имени, прекрасно понимая, что разговор будет не из приятных.

— Спрошу, ни как ее адвокат, а как человек, который ни раз возился с тобой в детстве. Что ты творишь, Андрей?

— Дядь, Дим, это касается только нас двоих…

— Теперь нет, когда я взялся разобраться с бумагами. Хочешь отца в гроб вогнать?

— Я еще не говорил с родителями, но очень надеюсь, что они меня поймут.

— Да, что тут понимать? Ты белены объелся, такую девушку отпускать? Какая, к черту, любовь? Девять лет жену холил и лелеял, а тут вдруг раз, и собрал чемоданы! О сыне то хоть подумай! Он ведь мальчишка совсем!

— Я все понимаю, дядь Дим!

— Ни черта ты не смыслишь! Зеленый совсем, раз творишь такое! Да ты должен ей ноги целовать, за все то, что она для тебя, дурака, сделала! Это такая редкость в наше время, встретить настолько чистого человека! А ты на все наплевал из-за какой-то девки!

— Ты ее совершенно не знаешь, Рита…

— Рита! Одним словом — ошибка! Одумайся, пока не поздно, прощение вымаливай!

— Нет!

— Да! Больно вольные взгляды у нынешней молодежи! Клятвы на каждом шагу раздаете, словно это все пустой звук! Сколько продлиться твой роман, год? Два? И стоит ли он того, чтобы Маша лила горючие слезы?

— Я люблю ее, — наверно впервые Волков слышит от меня подобное, вмиг меняясь в лице. Выдержав паузу, во время которой он внимательно изучает мои черты, он решительно встает из-за стола и направляясь к выходу, бросает мне, даже не обернувшись.

— Нет ничего хуже обиженной женщины, заручившейся поддержкой хорошего адвоката. А уж, я подойду к делу со всей ответственностью. Может хоть так осознаешь, что за каждый поступок в своей жизни нужно платить. Пусть Антон со мной свяжется, — и с грохотом захлопывает дверь.

Я все еще нахожусь под впечатлением нашего разговора, бессмысленно пялясь в окно на спешащих куда-то прохожих. Кто бы мог подумать, что наша история закончиться так? В суде, спустя долгие изнуряющие попытки договориться. А разбирательства неминуемы, крестный говорил со всей серьезностью, давая понять, что попьет моей крови в попытке проучить.

— Привет, — слышу нежный голос Марго, на время забывая о своих трудностях. — Я успела соскучиться.

— Давай, пообедаем вместе? Могу за тобой заехать.

— Я бы с удовольствием, ты же знаешь. Но мне нужно закончить работу. Выставляюсь уже через пять месяцев, а картины до сих пор не дописаны.

— Не думал, что у художников такой плотный график.

— Его нет, — смеется она по ту сторону телефона. — Любая свободная минута для меня рабочая, особенно если вдруг находит вдохновение. И потом, я не хочу ударить в грязь лицом на фоне других авторов. Сам ведь знаешь, один Соколов со своим выдающимся талантом нагоняет на меня жути.

— Уверен, ты сможешь его уделать.

— Ты точно не против, чтобы я выставила твой портрет?

— Если ты уверена, что он венец твоего творчества, то я даю зеленый свет.