Падение царского режима. Том 5

Крыжановский. — Я припоминаю эту бумагу. Она исходит не от меня. Это копия, которую я снял с документа, бывшего у Столыпина. Очевидно, она была составлена на основании стенографических отчетов. Не составлял ли ее чиновник особых поручений при Думе, фамилия его, кажется, Куманин; на обязанности его лежало предупреждать, что предполагается к слушанию, вести запись для доклада и т. д.

Председатель. — Этот чиновник состоял в должности заведывающего министерским павильоном?

Крыжановский. — Да, он вел переговоры с комиссиями, уведомлял министров, содержал в порядке все справки.

Председатель. — Причем его обязанности простирались не только на то, что он мог слышать, но и на то, чего он не должен был слышать; т.-е., повидимому, он должен был немножко…

Крыжановский. — Подслушивать?

Председатель. — Да.

Крыжановский. — Нет, председатель Государственной Думы его не допускал бы.

Председатель. — Но каким образом у вас могла очутиться справка, составленная 13 мая 1907 года?

Крыжановский. — Я не могу сказать. Может быть, кто-либо из членов Государственной Думы мог передать. Вероятно, она была взята из тех бумаг, которые были сохранены у меня, как воспоминания о Столыпине.

Председатель. — Но ведь это — императорский экземпляр?

Крыжановский. — Нет. Позвольте мне посмотреть машинку, на которой писалось. Это копия, снятая моим писцом. Не было ли тут какой-нибудь всеподданнейшей записки?

Председатель. — То, что вы изволили рассказать, есть подготовка к перевороту 3-го июня в недрах совета министров. Государю была представлена эта маленькая записка, направленная против председателя второй Государственной Думы.

Крыжановский. — Вероятно, она была представлена для предстоящих бесед государя с председателем Думы.

Председатель. — Не помните ли вы еще другого «счастливого случая» (как вы здесь метко говорите), который послужил поводом к роспуску второй Государственной Думы и к изменению порядка избирательного закона? Вы здесь говорите: «едва ли не стараниями Герасимова и неопытностью Столыпина объясняется счастливое для него возникновение заговора среди членов Государственной Думы».

Крыжановский. — Слово «счастливый» следует понимать в кавычках.

Председатель. — После смерти Столыпина выяснились некоторые обстоятельства, как бы говорившие в пользу того, что полиция, если не выдумала все это дело, то, как вы деликатно выразились, округлила его и содействовала пополнению в деятельности этих господ необходимых признаков преступления, а может быть, и создала кое-какие доказательства. Конечно, сам Столыпин не при чем, но от Герасимова и компании всего можно ожидать. Так что вот какие факты стали известными.

Крыжановский. — Вы можете проверить все это. Вы можете спросить членов Думы, участников в деле, они скажут вам начистоту, что было. Но должен сказать, что потом слышал краем уха, будто какие-то обвинения против Герасимова и всей этой компании были. Впоследствии, помнится, в печати были оглашены кое-какие данные. Я не помню фамилии, задержана была какая-то дама, которая подкидывала какой-то документ, план вооруженного восстания; это, может быть, было верно.

Председатель. — Несомненно даже верно, как теперь известно. Вы имели в виду Шорникову и Бродского.

Крыжановский. — Да, Шорникову. Но так как я у дел не был, то я просто отметил. Здесь я, вероятно, согрешил против Герасимова. Герасимов производил впечатление несимпатичное. В министерстве ходили слухи, что они пополнили доказательствами. Но я очень рад слышать от вас, что это неправда.

Председатель. — Мы можем сказать, что, к сожалению, это правда.

Крыжановский. — То-есть, документы были переданы?

Председатель. — Сочинены агентами охранного отделения.

Крыжановский. — То-есть, как? Весь заговор или нет?

Председатель. — Основные моменты этого заговора.

Крыжановский. — Значит, его вовсе не существовало?

Председатель. — Он существовал, но впервые был сочинен агентами охранного отделения. Был просмотрен Герасимовым и Столыпиным.

Крыжановский. — Нет, Столыпиным не может быть. Я не особенно симпатично относился к Столыпину, два раза, будучи товарищем министра, я подавал в отставку, хотел с ним развязаться, держался в отношениях личных далеко, хотя и пользовался его доверием; но я скажу, что обвинение против него неправильное.