Падение Твердыни

Заворочавшись, я разбудил их, и они стали одеваться, укладывать быстро волосы, и посматривать на меня ожидающими взглядами. Я их не разочаровал, нехотя встав и пройдя к сундуку, достав оттуда перстни, серьги, ожерелья, раздав их полностью счастливым девушкам, которых я правда заставил перед выходом полностью привезти свои платья в порядок и покрыть головы платками, поскольку проклятый исповедник Беренгарии шпионил за мной перед дверьми по утрам, считая выходящих оттуда девушек и как мне сказали охранники, строчащий потом доносы в Рим. Пришлось принять меры и всех последующих его курьеров перехватывали по дороге, закапывая там же, где пристрелили. Но священник пока об этом не знал, и продолжал наблюдать, раздражая меня своей физиономией каждое утро. По его счастливому лицу было видно, как он мечтает усложнить мне жизнь, когда Святейший отец узнает от творимом мной здесь разврате. Я не разочаровывал его. Зачем? Если человеку это нравилось. Немного было жаль гонцов, которых сопровождали мои варяжские стражи от самой двери комнаты священника до выезда из города, где из арбалета подстреливали лошадей, а затем и самих курьеров, привозя мне яростные, полные трепетных речей священника письма, обличавшего в глазах Папы, развратника и пьяницу патриарха Виталианского. Их я перечитывал изредка утром, для поднятия настроения и более спокойного отношения к довольной физиономии исповедника Беренгарии, который встречал меня у дверей моих покоев каждое утро.

— Сеньор Витале? — раздался стук в дверь, отвлёкший меня от размышлений и в комнату вошёл стёрший с себя наконец весь грим Харольд.

— Господин арабский купец, — иронично обратился я к нему, — как поживают ваши гости? Как им понравилось ваше гостеприимство?

Он хмыкнул, покачав головой.

— Сеньор Витале у меня будет к вам просьба, — тем же тоном, что разговаривал я с ним, ответил он, — если вы захотите со мной расстаться, просто скажите об этом и я уйду сам. Мне крайне не хочется узнать другие ваши фантазии, что придут вам в голову по мою душу.

— Это видимо такой завуалированный ответ — да? — удивился я, впервые услышав от него такую длинную фразу.

— Просто кошмар, — он покачал головой, — город гудит, репутация герцога уничтожена. Народ высыпал на улицы и веселиться, распевая песенки, что вы сочинили для менестрелей, которых я привёл сегодня утром на улицу.

— А король?

— Как мне поведали слуги, Ричард в таком бешенстве, что у него только супруга и королева-мать сейчас, вместе с тремя другими лордами.

— Ну, будем надеяться Беренгария сдержит слово и откажется от регентства в пользу Алиеноры.

— Также принцы просили сообщить им, когда вы проснётесь, — вспомнил он.

— Да, пошли к ним людей.

В комнату оба подростка ворвались уже через десять минут, вываливая на меня то, что я и так уже знал, без них.

— Представляешь Витале, если бы мы тогда оказались достойны этого позора? — махал руками, радуясь, что не оказался на месте дяди, Эдуард, — вот был бы стыд и позор.

— Ну, как мне сегодня ночью сказали девушки, Ричард Фицрой, к которому я относился как к другу, оказывается доносил на меня герцогу Иоанну, и тот писал весьма гадкие письма в Рим, Иннокентию III.

— Доносчик! У нас в близком кругу?! — удивлённо воскликнул Людовик, — я прибью его лично!

— Нет, ваше высочество, даже не вздумайте, — предостерёг его я, — ещё запачкаетесь в свином навозе.

Оба подростка переглянувшись, громко заржали от моей шутки, и посмеиваясь стали соглашаться, что да, это ниже их достоинства, но зато они поведают всем о том, что за человек этот Ричард Фицрой.

— Думаю этого будет достаточно, что его вышибут из всех приличных компаний, — согласился я с ними, — ну а теперь, пора поговорить об отплытии. Сегодня уведомлю вашего отца Эдуард, что у меня всё готово, и мы отправляемся в путешествие.

— Ура! Наконец-то! — больше всех обрадовался конечно Людовик, а вот английский принц пригорюнился, ему конечно больше по душе была та жизнь, которую мы вели этот месяц. Ну ничего, я собирался исправить его мысли, за время нашего пути.

Наше веселье прервало появление у меня в апартаментах нового человека. Дверь открыли полностью и внутрь вошла королева-мать со странным выражением на лице, в сопровождении своей многочисленной свиты фрейлин.

— Бабушка! Ваше величество, — оба принца тут же слетели с кровати и поклонились пожилой, но общеизвестной и любимой королеве-матери.

— Дети мои, оставите нас пожалуйста. Мне нужно поговорить с Витале, — попросила она их, и принцы жалобно смотря на меня, ретировались, забрав всех девушек разом. Своих и её. Харольду я лишь махнул рукой, и он без слов тоже ушёл, прикрыв за собой дверь.

Алиенора молча присела на краешек кресла, рядом с кроватью и немного помолчала, собираясь с мыслями.

— Ты страшный человек Витале, — наконец заговорила она, — не знаю, может быть смерть Иоанна была бы лучим исходом, чем то, что ты ему устроил.

— Но он жив, как я и обещал, — я пожал плечами, — а народная молва забудется через пару лет.