Падение в неизбежность

Лида косилась на снующую туда-сюда Маринку:

– Куда это ты? Мишу вызвала?

– Зачем? Я гулять.

– Какое гулять?! А дождь?

Марина завязывала хвост и разглядывала себя в большое зеркало в прихожей: «Лохматая, ненакрашенная, урод уродом». Особенно смешно смотрелись штаны, которые она кое-как запихнула в сапоги с белыми розочками по бокам и крупной надписью «Chanel». Завершал образ кем-то давно забытый зонтик с видами Петербурга, купленный в сувенирной палатке, с ним Лида в случае непогоды бегала в соседний гастроном. Маринка давно порывалась его выбросить – больно страшный. Лида ни в какую:

– Купишь новый, тогда этот себе заберу.

Свой у Лиды ещё пострашнее был. У Марины до покупки зонта руки не доходили, в машине у Мишки есть, ей-то к чему?

Она неслась по лестнице, а сверху кричала Лида:

– Телефон забыла! Марина! Телефон! Подожди, не поднимайся, сама спущусь!

На улице дождя почти не было, только что-то похожее на влажную пыль. Охранник отстранённо стоял недалеко от парадной, и Марина торжественно вручила ему зонт. Они для неё все на одно лицо, и разобраться, этот ли дежурил вчера, было невозможно. Вроде тот, а может, и нет. «Да какая разница, главное – вести себя свободно и уверенно».

– Пусть у тебя побудет. На обратном пути заберу.

– Зря вы так. Может и настоящий пойти. По прогнозу весь день дождь.

– Знаю я эти прогнозы!

Она бодро зашагала в сторону Летнего сада, нахлобучив на голову капюшон куртки, который то и дело спадал на глаза. А в сапогах было что надо, и она с радостью шлёпала по лужам, даже порой улыбалась. Свернула к Марсову полю. Огромные кусты сирени сверкали своими тёмно-зелёными гладкими листьями, но уже не цвели, и кое-где виднелись засохшие гроздья. Сделала небольшой кружок и направилась к Спасу на Крови.

У входа толпилась кучка туристов в смешных прозрачных полиэтиленовых накидках. Пётр Первый с Екатериной Великой предложили на английском сфотографироваться на память. Марина мотнула головой и пошла прочь. Она шла по правой стороне Большой Конюшенной и разглядывала себя в стёклах бутиков. Не доходя до Dior, решила перейти на другую сторону: меньше вероятность встретить кого-нибудь из знакомых.

Набрала Вику.

– Где это ты? – удивилась Виктория.

– Нигде. Просто гуляю. В твоих резиновых сапогах, кстати.

– И как?

– Отлично! Теперь моя любимая обувь.

– Марин!

– Что?

– Ты мне не нравишься… У тебя что-то происходит… А ты молчишь. Хочешь, встретимся? Скоро освобожусь и приеду, куда скажешь.

– Давай. Я тоже себе не нравлюсь.

Марина вышла на Невский. Куда идти? В сторону Зимнего не пошла, впереди набережная реки Мойки и гостиница «Талион», даже проходить мимо не захотелось. Интересно, где сейчас Фёдор? Может, совсем где-то рядом. Странный день, странные ощущения, замешанные на грусти и лирике.

Посыпался мелкий дождь. В небе прямо над головой повисла сизая туча. Марина остановилась у входа в Дом книги. «И почему некоторые считают стиль дома Зингера, как и дома купца Елисеева, перенасыщенным?»

В девятом классе была факультативная экскурсия по городу, разбирали архитектурные направления, и Марина твёрдо решила, что станет искусствоведом. Потом передумала, поступила в педагогический им. Герцена на исторический факультет. Училась хорошо, но после четвёртого курса ушла, так и осталась с незаконченным высшим. Многие этого факта её биографии не знали, скрывала. Столько увлечений было в юности, а она так и не нашла ничего главного, что поглотило бы, стало бы определяющим. Все интересы рассеивались, не получая продолжения. Она всегда чувствовала неудовлетворённость, некую недосказанность, казалось, что заблудилась в коварном лабиринте и это тупик, дорога закончилась. Приходили просветление и мысль, что дело только в ней и надо что-то менять. А потом снова упорно уговаривала себя, что опоздала и не в состоянии поставить перед собой ни одной вразумительной задачи личностного роста. В целом ей круто повезло, что она встретила Игоря, иначе неизвестно, куда бы занесло. В то время Марину поглотили праздная жизнь и странные отношения с Сергеем, из-за которого она и бросила учёбу.