– Так ведь наши дома рядом, а городок маленький, в одном конце чихнешь, в другом «Будь здоров» скажут. Ничего не утаиться.
– Это точно, – облегченно вздохнул Леня.
– Ну, вот мы и приехали. Смотри, уговор не забудь. Первый тост мне.
– Заметано. Завтра, то есть сегодня вечером жду.
Дверца хлопнула и Леня оказался у своего подъезда. «Ну вот осталось сделать три шага и я дома» – подумал он, оглядывая занесенный снегом с детства знакомый дворик. «Хорошо то здесь как, тихо. Словно и не было этих двух лет разлуки» – от волнения Леня достал сигарету и закурил. Сделав затяжку, он увидел, как к нему из темноты движется чья-то фигура. «И не спиться кому-то в такую рань» – удивленно подумал Леня и пристально вгляделся в утренний полумрак. Вдруг сигарета выпала из его пальцев, а самого стала бить дрожь волнения.
– Света! – прошептали Ленины губы.
– Леня!!! – пронесся по улице радостный вопль девушки.
Через мгновенье для них уже не существовало ничего. Ни того дождливого дня, ни двух лет разлуки, ни этого морозного утра. Они снова вместе, они никогда не расставались, ни на день, ни на час, ни на минуту. Только вот почему по щекам текут слезы, почему губы жадно пьют друг друга и не могут утолить жажду, а руки, сомкнувшись в объятиях, никак не хотят размыкаться. Может это простая минутная слабость, а может это то, что останется с ними до глубокой старости.
– Как ты узнала, что я приехал? – спросил Леня, нежно прижимая к себе хрупкое девичье тело.
– Сама не знаю, – ответила Света, проводя рукой по жесткому ворсу шинели. – Мне словно кто-то на ухо шепнул: «Вставай, он уже дома». Я вскочила с постели и побежала.
– Не обманул тебя «кто-то».
– Наверно, это был ты сам.
– Наверное. Пошли домой, а то холодно здесь стоять.
И они, обнявшись, вошли в подъезд. Не успел Леня поднести руку к звонку, как дверь распахнулась.
– Сынок, – выдохнула Тамара Михайловна и нежно прижала парня к груди.
– Здравствуй, мама, – тихо произнес он, гладя ее, слегка тронутые сединой, волосы. – Вот я и вернулся.
– Ну-ка, дайка, я на тебя посмотрю! – сказал счастливо улыбающаяся мать, тайком смахивая набежавшие слезы. Да что же мы все на пороге стоим, – вдруг спохватилась она. – Проходите скорей, а то всю квартиру выстудим.
– Светик, пока Леня раздевается, пошли на кухню, поможешь приготовить что-нибудь перекусить, – но, увидев в девичьих глазах немую мольбу, добавила. – Хотя нет, поухаживай здесь за ним, я сама.
– Леньчик! – счастливо промурлыкала Света, тесно прижимаясь к парню. – Как я соскучилась.
– Я тоже, милая, но еще больше я соскучился по вот этим домашним тапочкам.
– Вот как! – Света отстранилась и на ее лице отразилась напускная обида. – Ну и целуйся тогда со своими тапочками.
Она отвернулась и сделала шаг в направлении кухни.
– Постой, дурашка, – схватил он ее за руку. – Целовать я тебя хочу в тапочки… Эх! Я дома! – вдруг воскликнул Леня и, схватив Свету за талию, поднял высоко вверх.
– Пусти, уронишь, – испугалась девушка.
– Не уроню, мы так в армии танки поднимали.
– Зачем? – удивленно спросила Света, оказавшись на полу.
– Чтобы танкисту было лучше видно, куда стрелять.
– Дети! Чайник вскипел. Идите сюда, – раздался из кузни голос матери.
– Ну вот, я снова ребенок, – притворно вздохнул Леня, обняв девушку за талию, они отправились завтракать.
После шести часов вечера в квартиру Клиневских стали приходить гости. Кто просто забежал взглянуть на гвардии сержанта Леонида Геннадьевича, кто задерживался на пару-тройку минут, чтобы переброситься с вернувшимся солдатом несколькими фразами, а кто и присаживался за стол, чтобы выпить рюмку за здоровье матери, вырастившей такого сына. Леня сидел во главе стола, одной рукой обнимая Светлану, а в другой держал фужер с соком. После выпускного он так и не прикоснулся к спиртному. Много в этот вечер было произнесено теплых слов в его адрес, но на сердце лег один, короткий, очень проникновенный тост, сказанный его дедом, ветераном Великой Отечественной войны, Кавалером многих орденов и медалей. Он встал со своего места и, глядя на Леню своим цепким, колючим взглядом, громко сказал: «Я горжусь своим внуком!» После этих слов он в наступившей тишине выпил рюмку водки и пошел собираться домой. Леня вышел его провожать.
– Остался бы еще, дед! – пытались удержать его сын с матерью.
– Поздно уже, пора мне, – отговаривался тот, одевая пальто.
– Да какое поздно, девять часов всего.
– Это для вас детское время, а мне на боковую пора.
Тут раздался звонок в дверь.
– Вот, вы лучше гостей встречайте, а я пойду. До свидания, – и он распахнул дверь.
На пороге стоял Дима. За два года, что друзья не виделись, он сильно изменился. Из худого, нескладного юноши Дима превратился в респектабельного молодого человека. Во всем его облике сквозило теперь некое превосходство над всеми, напыщенность, самодовольство. Димин взгляд на Леню напоминал оценивающий взгляд купца на предложенный ему товар, а улыбка – улыбку банкира при встрече с малозначимым клиентом.
– Дима! – обрадовано воскликнул Леня. – Какими судьбами здесь? А мне говорили, что ты в Минске.