Несмотря на то, что многие просветленные умы видели, что подобное потакание сексуальным желаниям вело к национальной коррупции и анархии, никаких шагов против этого не было предпринято. Даже церковь, которая на протяжении нескольких веков формировала негативное отношение к сексу, была бессильна. Более того, многие представители церкви не только не задерживали развитие разврата, а прямо содействовали этому. Все высшее духовенство и в значительной степени монастыри принимали участие во всеобщей оргии. Впрочем, в этом не было ничего из ряда вон выходящего. Дело в том, что хорошо оплаченные церковные места были не чем иным, как синекурами, которыми короли вознаграждали своих сторонников из рядов духовенства. Главная суть этих мест – доставляемый ими доход, а связанный с ними духовный титул – только средство замаскировать этот доход. Во Франции, например, дворянство состояло во второй половине XVIII века из 30 тысяч семейств, всего 140 тысяч человек, однако пользоваться благами режима могла только та часть, которая отказалась от своих прежних феодальных занятий и добровольно опустилась до уровня придворной знати, исполняя с виду обязанности преторианцев, а на самом деле лишь функции высших лакеев. Впрочем, и эта служба была лишь фиктивной. Но даже такой фикции было достаточно, чтобы придворная знать получала большинство синекур, которыми в каждой стране мог распоряжаться по собственному усмотрению самодержавный монарх и которые были одинаково чудовищны как по форме, так и по доходности.
Так как положение придворной знати покоилось на мнимых заслугах, то отсутствие заслуг становилось постепенно главной добродетелью аристократии. Как монарх, так и дворянство имели лишь «прирожденные», а не «приобретенные» права. Доходы были связаны с титулом, а не с какой-нибудь деятельностью. Этим объясняется то обстоятельство, что в каждой стране сотни лиц занимали должности, существовавшие только ради получаемого жалованья. Истинная заслуга встречала презрение как добродетель плебейская. Из всего духовенства принимались в расчет только высшие сановники, все без исключения принадлежавшие к аристократии. Все их отличие от придворной знати выражалось в том, что их синекуры состояли в приходах.
И женские монастыри здесь не считались исключением. Суровые орденские уставы в этих монастырях часто были только маской. Монахини могли почти беспрепятственно предаваться галантным похождениям, и начальство охотно закрывало глаза на эти галантные шалости. Наоборот, подобный тип поведения лишь поощрялся. О том, что творилось за стенами женских монастырей, прекрасно передано нам во всех подробностях в знаменитом романе Дени Дидро «Монахиня». Джакомо Казанова в своих мемуарах рассказывает о венецианском монастыре, расположенном на острове Мурано, где монахини имели друзей и любовников, обладали ключами, позволявшими им каждый вечер тайком покидать обитель и заходить в Венеции не только в театры или иные зрелища, но и посещать petites maisons (маленькие домики) своих любовников.
Каждый настоящий petite maison походил на крепость сладострастия, куда кроме хозяина мог войти только тот, кто знал тайный пароль, открывавший ворота. Здесь можно было спокойно устроить своих метресс, можно было принять временно жену друга, сюда сводник, которого содержали наряду с кучером, приводил товар, которым завладевали добровольно или насильно. Здесь, наконец, можно было совершить все те оргии, к которым каждый день побуждала царившая половая извращенность. И ни один предательский звук не доходил до слуха публики.
Соблазнительные будуары, великолепные столовые, элегантные ванные – все здесь было налицо. Величайшие мастера украсили стены эротическими картинами и скульптурами, на книжных полках была собрана вся галантная литература века, снабженная иллюстрациями, которые должны были воспламенять и постоянно разжигать чувственность. Даже мебель была в своем роде галантной и каждое кресло, каждый стул – алтарем сладострастия.
В этих бесчисленных приютах сладострастия праздновались изо дня в день в продолжение целых десятилетий не поддающиеся исчислению оргии безумнейшего разврата. Самые изысканные вымыслы эротической фантазии находили здесь каждодневно свое еще более рафинированное воплощение. Единственным средством изобразить точнее эти формы разврата было бы привести ряд описаний из наиболее порнографических романов эпохи.
Очень многие развратники находили наслаждение только в оргиях, соединенных с преступлениями.