Падшее Просвещение. Тень эпохи

Чтобы еще резче подчеркнуть свою бледность, дамы ради контраста украшали черными мушками щеки, лоб и шею. В «Женской энциклопедии» (1715) говорится: «Мушками называются маленькие или большие пластыри из черной тафты в виде разных фигур, которые женщины налепляют себе на лицо или грудь, чтобы сделать кожу более белой и привлекательной».

Так как бледный цвет лица и кожи считался признаком красоты, то в XVIII веке тратили огромную массу пудры. Лишь розовым налетом должна быть подернута кожа, точно сквозь нее просвечивает тайный огонь желаний, ни на минуту не потухающий, как доказательство постоянной готовности к галантным похождениям. То огонь, только электризующий, а не сжигающий ни очага, на котором он горит, ни предмета, которого он коснется. Пикантен и потому красив ротик, похожий на бокал, наполненный до краев сладострастием, бокал, из которого можно вкушать одно только наслаждение. Губы должны быть такой формы, чтобы они каждого возбуждали к поцелуям, а при поцелуе они должны трепетать от затаенного желания. В «Слуге красоты» говорится: «Красота губ заключается в том, чтобы они были покрыты тонкой кожею, сквозь которую, как сквозь стекло, просвечивает приятно красный цвет или красная коралловая тинктура… Они та нива, на которой любовь сеет сахар и мед, за которым, как пчелы, гоняются влюбленные, усердно облизывая друг друга. Я говорю о поцелуях с нежными укусами и чмоканьем, воспеваемых поэтами…». Венерой считается та женщина, груди которой подобны «двум чудесным сахарным головам наслаждения», а бедра – «двум сладострастным полушариям блаженства». Члены ее должны быть подобны «плющу нежности». Грудь уже не источник жизни, а бокал наслаждения. И то же самое говорится об утонченных линиях бедер, талии. Однако на первом плане в эту эпоху стоит прославление женской груди, на которой сосредоточен культ женской красоты.

Портрет Нинон де Ланкло

В честь женской груди раздаются самые горячие славословия. Человеческий язык кажется слишком бедным, чтобы исчерпать всю ее красоту. В ее описание вносятся все новые образы и сравнения. Впрочем, «маленькие ручки и ножки», по словам Гиппеля, также достойны восхищения. «Своего наиболее фанатического поклонника нашла маленькая ножка в XVIII столетии в лице Ретифа де ла Бретонна, написавшего в честь нее целый роман Le Pied de Fanchette. Со школьной скамьи мы помним лирическое отступление из романа «Евгений Онегин», посвященное женским ножкам, которые манят нас своей «условной красотой». Что это? Скорее всего, поэт здесь отдал дань увлечениям века Просвещения. Между Просвещением и нарождающимся реализмом есть немало общего. Так, в одном описании Веймара XVIII столетия говорится: «Чтобы доказать свое умиление перед маленькой ножкой герцогини Анны Амалии, мужчины украшали свои цепочки ее золотым изображением, а дамы скупали башмаки герцогини, менявшей их каждый день по нескольку пар». Такое поклонение перед женскими прелестями вполне можно было сравнить с эпидемией, эпидемией извращенности.

Икры, между тем, должны быть полны и круглы, «как у Фетиды», и, конечно, белы, «словно они покрыты снегом» или «выточены из слоновой кости». Округло должно быть и колено. Бедра женщины – «колонны, поддерживающие храм любви», «цепи сладострастия» и т. д. Восхваление бедер обыкновенно связано с восхвалением ягодиц. Красота этой части тела единственная, которая, по мнению поэтов, может безбоязненно соперничать с красотою груди, а по убеждению некоторых, она для последней – даже непобедимая конкурентка.

Героическая структура тела, мощные и жирные ляжки кажутся безобразными. Подобные формы, когда-то слывшие царственно прекрасными, теперь внушают страх. Массивные руки и ноги вызывают отвращение. Члены должны быть изящными орудиями наслаждения. Тело женщины должно быть нежной игрушкой для всевозможных фантазий влюбленной галантности, а тело мужчины – обещанием, что он сумеет сыграть на этом инструменте все новые вариации, все новые мелодии. Идеальными типами мужчины и женщины считаются те, внешность которых еще в преклонном возрасте говорит об их способности решать эту задачу.

Эпоха абсолютизма игнорировала старость, стараясь утонченными способами продлить юность, заменяя удовлетворение желанием и разнообразием. Таким образом, люди никогда как бы не старились. Доказательством может служить фантастический портрет Нинон де Ланкло, которая, будучи восьмидесятилетней старушкой, дарила свою любовь мужчинам. Как теперь известно, эта Нинон никогда не существовала: она только образ, созданный воображением.