Падшие

Сэла посмотрела на Верадина. Его лицо выглядело возмущенным.

— Что она сказала? — спросила Сэла.

Но капитан только поднял руку, останавливая ее. Его внимание полностью переключилось на сестру. На высоком евгенике он рявкнул что-то в ответ тоном, полным упрека.

Эрелай напряглась, лицо стало мрачным. Странный, нефритового цвета взгляд, изучал Сэлу.

В груди расцвел гнев. Что-то было сказано о ней, но что точно, непонятно. Фабрикат. Сердитый тон Верадин только подтверждал ее правоту. Но вот что было сказано точно?

Эрелай склонила голову и сказала на чистом военном:

— Ты точно хочешь это знать, командир?

Сейчас она говорила совсем не страшной трелью, как раньше. Падшая звезда вернулась. Разве капитан не видит этого?

— Эрелай! Довольно! — резко сказал Верадин.

Он стоял между ними и, обернувшись через плечо, сказал Сэле:

— С ней не все хорошо, Тай. Она не знает, что говорит… и делает.

— Что. Она. Сказала?

Сэла скрестила руки на груди. Пьянящий момент исчез, сменившись волной едкой ярости.

Эрелай шагнула вперед, на и так тесный мостик. Одеяло скользнуло с плеча, но она этого, казалось, не заметила. В этом странном взгляде, казалось, остались только боль и холод. Казалось, это какой-то призрак, натянувший на себя тело Эрелай, и, как следствие, едва в ней удерживался и был плохо скрыт.

Как же ты не видишь, Джон?

— Я сказала брату, что коснувшись тебя, фабриката, он сам испачкался. Ты ниже его, — Эрелай бледными губами насмешливо улыбнулась.

Одним быстрым движением Сэла метнулась к ней мимо капитана. Еще шаг, и она схватила бы эту хрупкую шею одной ладонью и сжимала бы ее до тех пор, пока не хрустнули кости. Но она остановилась, услышав тихую просьбу капитана.

— Сэла. Пожалуйста.

Огоньки от приборной панели отражались в темном взгляде Эрелай, делая ее взгляд еще больше устрашающим. Она тоже была в ярости, но маскировалась при этом под хрупкую девушку.

— Твоя домашняя зверюшка фабрикат тебе подчиняется, капитан Верадин. Хорошо.

Капитан шагнул к сестре и схватил ее за плечи.

— Что с тобой случилось? Ты сама не своя. Нас не так воспитывали.

Голова Эрелай опустилась. Губы беззвучно шевелились. Потом, вдруг, широко раскрытыми глазами она огляделась.

— Джон? — голос дрожал. — Что происходит?

Верадин привлек сестру к себе, крепко обнял, спиной заслонив ее от Сэлы, и начал шептать девушке что-то на непонятном, высоком евгенике.

Сэла почувствовала обман и досаду, грызшую ее изнутри.

* * *

Позор. Какое расточительство поиска богини. Ты стоишь в полутени, пальцы ног на краю желтой линии, отмечающей границу между податливостью и суровым наказанием. Оставаясь каждый раз на одной стороне, находишь оправдания, чтобы хоть коснуться ее, не зная, что из этого получится. Возможно как раз то, что запрещено, но Судьбы, как же хочется…

Эрелай села на кровать, завернувшись в одеяло.

Это было слишком ярко, чтобы быть сном. Это был пучок мыслей, чувств. Она поняла, что все они принадлежат Джону. Это было не воровство между делом, как у бесстрастного стороннего человека. Это было, как будто на мгновение она остановилась в укромном уголке сердца и нашла там грустный, спокойный мир, наполненный сожаления и недоделанных дел, когда появилась Сэла Тайрон.

Что я видела? Дрожащими руками Эрелай провела по волосам.

Память/мысли о командире Тайрон принадлежат Джону. И сейчас это накладывает запутанный узор на ее собственные чувства к этому солдату. Правильнее сказать, что она таит здоровую настороженность к Тайрон, основанную на страхе. Работая в основном с флотом, Эрелай мало взаимодействовала с волонтерами в своей короткой карьере в системе Режима. Для нее они были опасными существами, специально выведенными для убийственных действий, как гончие для охраны большого дома. Гибкие, мощные тела, но вряд ли кто осмелится не колеблясь причислить их к домашним животным.

Его домашняя зверюшка. Я назвала ее его домашней зверюшкой.

Мой голос, но не мои мысли.

Поток горячих и холодных булавочных уколов протанцевали по голове и отступили к шее. Сквозь мутную память она вспомнила убийственный гнев, написанный на лице Тайрон.

Но это была не я. Я этого не говорила.

— Нет, — прохрипела Эрелай. Тристик. Это была Тристик.

Ладони схватили волосы, словно собирались вырвать их из головы. Голова наполнилась горячим песком, скользящим и шепчущим:

/Но ты это сказала./

Тристик. Как будто она всегда жила там.

/Ты не узнаешь покоя, ни на минуту, пока ты здесь. Возвращайся ко мне./