Падшие ангелы

— И как она выглядит? — с тревогой спросила мамочка. — Что она делала?

— Она вязала.

— Она что-нибудь говорила?

— Нет, она мне только улыбнулась.

— Сейчас же прекратите это! — крикнула надзирательница. — Говорить о таких вещах не разрешается. Иначе вы немедленно уйдете отсюда.

— Это хорошая новость, — сказала мамочка, не обращая внимания на надзирательницу. — Вязала, говоришь? Как и я. — Она посмотрела на шерсть на табуретке и рассмеялась. — Они заставляют меня делать то, что я умею хуже всего. Когда я выйду отсюда, то стану мастерицей по вязанию носков.

— А эти носки для тебя? — Мне трудно было представить мамочку в серых носках в красную полоску.

— Нет-нет. Это для заключенных-мужчин. Чтобы нас чем-то занять. Иначе тут и в самом деле скука смертная. Поначалу я думала, что с ума сойду. Но не сошла. Да, у меня же есть Библия для чтения. — Она показала на полку, где стояли две книги, а еще неглубокая тарелка и чашка, деревянная солонка, кусочек желтого мыла и маленькие щеточка и расческа. — И посмотрите, что нам дали! — Она показала на вторую книгу. Я прищурилась, читая название — «Здоровый дом и как его содержать». — Я прочла ее от корки до корки. И знаете, что там написано? Нужно спать с открытым окном по ночам! — Мамочка посмотрела на маленькое, забранное решеткой окно высоко у нее над головой и снова рассмеялась. К ней присоединилась Каролина Блэк.

— Китти, — тихо сказал папочка.

К моему облегчению, мамочка перестала смеяться.

— Ну, ты получила урок?

Мамочка нахмурилась.

— Что ты подразумеваешь под словом «урок»?

— Я хочу сказать, что хватит уже. Когда ты выйдешь, мы сможем вернуться к нормальной жизни.

— Ну, это зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «нормальной».

Папочка не ответил.

— Ты предлагаешь мне отказаться от борьбы, когда я выйду?

— Но неужели же ты хочешь продолжать?

— Напротив, Ричард, я думаю, тюрьма сформировала меня. Как это ни странно, но скука меня закалила — я теперь железная. «То, что меня не убивает, делает меня сильнее». Это, как тебе известно, сказал Ницше.^[28]

— Ты слишком много читаешь.

Мамочка улыбнулась.

— Ты так не думал, когда мы познакомились. Впрочем, когда я выйду, у меня будет слишком много дел — не до чтения.

— Мы поговорим об этом, когда ты вернешься домой, — сказал папочка, бросив взгляд на Каролину Блэк. — Нельзя же ожидать, что в этих условиях ты можешь нормально мыслить.

— Тут не о чем говорить. Я приняла решение. К тебе оно не имеет никакого отношения.

— Все это имеет ко мне самое прямое отношение — я твой муж!

— Извини меня, Ричард, но все, чем я занималась в своей ничтожной жизни, не имело никакого смысла, пока я не вступила в СПСЖ.

— Как ты можешь говорить такое при Мод?

Мамочка посмотрела на меня. Вид у нее был искренно удивленный.

— А при чем тут Мод?

— Ты хочешь сказать, что рождение ребенка не имело смысла?

— Конечно, имело. Именно из-за Мод я и сижу в тюрьме. Я делаю это для того, чтобы у нее было право голоса.

— Нет, ты делаешь это для того, чтобы носиться по городу, преисполнившись чувством собственной важности, чтобы произносить дурацкие речи, пренебрегая домом и семьей.

— Да, я чувствую себя важной, — ответила мамочка. — Может быть, впервые в жизни у меня появилось какое-то дело, Ричард. Я работаю! Может, я и не такая оптимистка, как Каролина и Панкхерсты, которые верят, что женщины непременно получат право голоса. Но в один прекрасный день наша работа приведет к этому. Если я не увижу плоды своих трудов, то их увидит Мод.

— Да спустись же ты с небес на землю! — воскликнул папочка. — Ты утверждаешь, что делаешь это ради дочери. А ты когда-нибудь спрашивала у Мод, как она относится к тому, что ты бросила ее на произвол судьбы? Спрашивала?

Пять пар глаз уставились на меня. Папочка смотрел с бешенством, мамочка — с любопытством. Две надзирательницы взирали на меня без всякого интереса. Только похожие на собачьи карие глаза Каролины Блэк смотрели с сочувствием. Я покраснела. У меня болел живот.

Я сделала шаг назад, потом еще один и, даже не успев понять, что со мной происходит, пустилась бежать.

— Эй! Стой! — услышала я крик надзирательницы.

Я продолжала бежать по мосткам — назад, туда, откуда мы пришли, — вниз по лестнице, по двору, потом по коридору, постоянно слыша за собой крики женщин в серых формах, которым никак не удавалось меня догнать. Я добежала до двери, распахнула ее, бросилась к скамейке и упала в объятия Лавинии.

— Ой, бедняжка, — сказала Лавиния, поглаживая меня по спине. Я не могла сдержать рыдания. — Ну-ну, успокойся. Успокойся. Видишь, как хорошо, что я тоже пошла. Я так думаю.

Ричард Коулман

Когда мы вернулись из Холлоуэя, я сразу же пошел в дневную гостиную Китти, где она держит свои книги. И там я увидел, как глубоко она погрязла в этих своих делах.

Я думал найти и сжечь Ницше, но вместо этого сжег все объявления, все газеты, все плакаты, которые попались мне под руку.

Май 1908

Альберт Уотерхаус