Да, годы не щадят никого, но если одних они разъедают, как гниль дерево, превращая в дряблые мешки, то других, наоборот, закаляют и делают сильней. С тех пор, как я видел его в последний раз, Эдуард проделал огромный путь от жаждущего мести импульсивного юнца, крушившего все вокруг дубиной своих способностей, до зрелого, рассудительного и уверенного в своих силах мужчины, прекрасно знающего себе цену. А свои уникальные таланты он за это время обтесал, обточил, отполировал и превратил в острейший клинок, наносящий смертоносные разящие удары с хирургической точностью.
Эдуард выглядел совершенно расслабленным, расхаживая среди замерших террористов словно между деревьев в парке. Один-единственный человек без особых усилий «заморозил» целый этаж с вооруженными людьми, и никакие винтовки, никакие мины или иные препоны не смогли его остановить. Он без единого выстрела одержал победу над целой армией.
Я не видел, что происходило за моей спиной, я не мог слышать, что он шептал безухому мордовороту, державшему меня под прицелом, но потом громыхнул выстрел и послышался шум падающего тела, а я по-прежнему оставался жив и все так же обездвижен.
Набежавшие солдаты устроили вокруг нас беготню и шум, вытаскивая боевиков изо всех щелей, и только когда с ними было покончено Эдуард скинул с нас свои незримые оковы.
– Вольно!
Мое мгновенно расслабившееся тело мешком повалилось на пол. Юлию подхватили несколько пар рук и буквально отнесли ее, усадив на ящик, а вот до меня никому не было дела, и мне оставалось только лежать на пыльном бетоне и тихонько скулить от ноющей боли в истерзанных мышцах.
– Олежка! – подбежавшая Кира рухнула рядом со мной на колени, – что с тобой!? Ты в порядке!?
– Лучше уж смерть, чем такой «порядок»! – я попытался сесть, но в итоге только завалился на другой бок.
– Кто-нибудь, помогите! – взмолилась Кира, и на меня, наконец, обратили внимание.
С моих запястий срезали стягивавшую их веревку и помогли подняться на ноги. Мы с женой вцепились друг в друга, чтобы не упасть, точь-в-точь два приятеля, возвращающиеся домой после знатной попойки.
Вокруг Юлии хлопотали люди, мелькали бинты и упаковки с какими-то ампулами. Она вяло пыталась отбиваться от такой назойливой заботы, но силы были слишком неравными. Любимую дочь следовало вернуть отцу в более-менее приличном состоянии, а поскольку тут оказывалась замешана политика, то ее собственное мнение большой роли не играло. Будет надо – насильно вылечат.
– Да отстаньте же от меня, в конце концов! – гневный окрик Юлии заставил меня удивленно приподнять бровь, – хватит меня гальванизировать, я пока еще не померла!
Оттолкнув в сторону топтавшихся перед ней медиков, девушка решительно поднялась на ноги. В первое мгновение она слегка «поплыла», пошатываясь и хлопая глазами, но потом собралась с силами и, почти не хромая, направилась в нашу сторону.
– Олег! Боже мой! Как же я рада, что ты цел! – отбросив этикет и прочие церемонии, Юлия повисла на моей шее, прижавшись ко мне шершавыми бинтами, намотанными на ее голову, – какой же ты отчаянный!
– Думаю, это все от безнадеги, – я осторожно приобнял ее за талию, лихорадочно соображая, где в подобных ситуациях пролегают границы дозволенного, и как я буду потом объясняться с Кирой.
– Дядя Эдик, это Олег, – Юлия представила меня нашему спасителю, – Вы не поверите, но однажды он меня уже выручал, и мы с ним снова…
– Я знаю, – Эдуард вскинул руку, обрывая ее объяснения, – я все знаю. Мы с ним тоже неплохо знакомы. Верно, Термит?
– Да уж… – оставалось только понять, как мне следует поступить с таким знакомством – испытывать гордость или, напротив, стыдиться. Некоторые подробности былых «подвигов» я и вовсе предпочел бы забыть.
– Ну ладно, воспоминаниям потом предаваться будем, – Эдуард, словно прочитав мои мысли… а то и вправду подсмотрев их в моей голове, жестом предложил всем нам проследовать к выходу, – сейчас вам всем надо немного прийти в себя и отдохнуть. А тебя, Юль, отец уже заждался, так что идите, вас проводят, а у меня тут еще дел невпроворот. Увидимся позже.
А потом мы всей толпой – я, Кира, Юлия и сопровождавшие нас врачи и охранники – набились в лифт и поехали вниз, на вожделенный первый этаж. Тут было тепло, с потолка лился мягкий свет, играла негромкая музыка, никто не тыкал в меня колюще-режущими предметами, в воздухе чувствовался легкий парфюмерный аромат, а не вонь гнили и испражнений – но мозг из последних сил сопротивлялся, отказываясь поверить, что все позади. Я то и дело ловил себя на мысли, что просчитываю возможные варианты наших действий на тот случай, если за раздвинувшимися дверями откроется очередной круг безумия. Быть может, только эта остаточная паранойя и удерживала меня сейчас на ногах.